— Видишь? У меня никогда не будет ни дома, ни отдыха, и у меня никогда не будет детей. Когда пророчества Йорга не сбывались? Мегэн говорит, что ведьмы часто оказываются бесплодными. Это как-то связано с Единой Силой. — Слова сбивались в одну кучу, перепрыгивая друг через друга. — И потому, что ведьмы редко выходят замуж...
Дайд ничего не сказал, хотя его пальцы оставили ее волосы и легонько водили круги по ее шее.
— А я же теперь ведьма, колдунья. Я поклялась посвятить себя Шабашу.
— И что? — спросил он. — Ты поклялась посвятить себя одному хозяину, а я другому. Как это может помешать нам любить друг друга?
Медленные круговые движения его пальцев по ее коже успокаивали ее. Она протянула руку и сжала его запястье.
— Это означает, что я не обычная девушка, с которой ты можешь прыгнуть через костер и строить свою жизнь.
Он повернул руку, и их пальцы сомкнулись.
— Мне не нужна ни обычная девушка, ни обычная жизнь. Ты все это уже говорила раньше, Бо, это никак не меняет мои чувства к тебе.
Он немного помолчал и снова придвинулся к ней. Ее пульс мгновенно бешено заколотился снова. Он очень нежно поцеловал уголок ее рта, губы, подбородок.
— Вопрос в том... каковы твои чувства ко мне?
Его губы скользнули к жилке, пульсирующей в ложбинке между ее ключицами. Одна рука быстро и со знанием дела принялась развязывать шнурки у нее на корсаже. Губы опустились вслед за рукой. Изабо снова почувствовала приступ острого желания, и вместе с ним еще более сильный страх. Он почувствовал ее движение и слегка отстранился, хотя его рука все еще лежала на ее солнечном сплетении, там, где должно было быть средоточие ее
Я не причиню тебе боли, Бо, — сказал он ласково. — Почему ты боишься меня?
Она ничего не сказала. Все ее тело было очень неподвижным и очень напряженным.
— Кто-то уже причинил тебе боль, моя Бо? — спросил он ласково. Она напряженно кивнула. — Оул? — Она снова кивнула, и он поцеловал ее, гладя по спутанным рыжим волосам. Она чувствовала, как дрожит его рука у нее на груди. — Как?.. Что они?.. — Он не смог договорить. Она отодвинулась, снова ощутив прилив стыда и отвращения. Он удержал ее, убрав со лба упавшую прядь. Мало-помалу нежность его прикосновения успокоила ее. — Они тебя?..
Она покачала головой.
— Нет. Другим пришлось хуже. — Ее голос был очень тихим, исполненным горечи. — Меня они просто трогали. Это нравилось ему, барону Ютте, Главному Пытателю. Он сказал, что ему нравится слышать, как я кричу. Поэтому они трогали меня, по всему телу, и внутри тоже, очень больно... — Ее голос пресекся. — И барон Ютта, он тоже это делал, когда я была на дыбе. Он... — У нее сорвался голос, и она не сказала ничего больше, изумленная, что она смогла высказать ему это все. Наверное, причиной тому было тепло, близость темнота, нежная рука Дайда на ее лице. — Я укусила его, — сказала она окрепшим голосом. — Он рассмеялся. А потом он... он положил... ту штуку мне на руку. Тогда я убила его. — Она произнесла это очень буднично.
Рука Дайда замерла. Она изогнулась, пытаясь взглянуть ему в лицо. Огонь почти догорел, но Изабо всегда видела в темноте как эльфийская кошка. Она видела, как мрачно были сжаты его губы, какой напряженной была линия челюсти, и снова почувствовала, как между ними повеял холодный ветер.
Потом он прижал ее к себе, так сильно, что она задохнулась.
— Жаль, что не я убил его, — сказал он. Его голос был очень хриплым. Он прижался к ее лицу своим лицом, и она с удивлением поняла, что глаза у него были мокрые. Она протянула палец и коснулась влажных ресниц. Он перехватил его и поцеловал, потом поцеловал белые рубцы на том месте, где должны были быть пальцы. В груди у Изабо что-то лопнуло, и она обнаружила, что тоже очень близка к слезам. Это были не те горячие удушливые слезы, которые постоянно были где-то рядом в последние несколько месяцев, а что-то более мягкое, как осенний дождь.
Дайд почувствовал, как дрожит ее грудь. Он погладил ее по спине, и она спрятала лицо у него на плече, позволив себе роскошь расплакаться.
— Тише,
Ресницы у Изабо слипались. Она вздохнула, прижалась к нему ближе и мгновенно заснула.
Проснулась она перед рассветом, чувствуя, что в руку точно впились сотни крошечных иголок. Дайд спал рядом с ней. Подперев голову рукой, она смотрела на него. Его темные спутанные кудри упали на лоб, смуглая кожа раскраснелась во сне. Он спал, подложив под щеку руку, как ребенок.
Она отстранилась от него, вспыхнув, когда поняла, что корсаж ее платья наполовину расшнурован. Она поспешно зашнуровала его, а когда подняла глаза, то обнаружила, что Дайд проснулся и смотрит на нее. В его сонных глазах снова горел обычный бесшабашный огонь.
— Это обязательно? — спросил он.