Бездушная

Это замечание привлекло внимание всей семьи, включая отчима. Сквайр Лунтвилл обычно не утруждал себя долгими беседами. В обществе жены и дочерей ему редко удавалось вставить хоть слово, поэтому он предпочитал, чтобы разговор за завтраком тек, как вода сквозь чайную заварку, и слушал домочадцев лишь вполуха. Но он был не лишен здравого смысла и соблюдал приличия, поэтому заявление Алексии заставило его насторожиться. Пусть граф Вулси был оборотнем, однако он обладал значительным богатством и влиянием.

Миссис Лунтвилл побледнела, и ее тон стал заметно мягче:

— Ты же не сказала графу ничего неуважительного, правда же, дорогая?

Алексия прокрутила в голове события предыдущего вечера:

— Не совсем.

Миссис Лунтвилл отставила в сторону стакан с ячменным отваром и дрожащей рукой налила себе чая.

— Боже мой! — тихо сказала она.

Миссис Лунтвилл так до конца и не смогла понять свою старшую дочь. Она надеялась, что сумеет приструнить несносную девчонку и, держа ее при себе, тем самым убережет от беды. Но вместо этого вышло так, что она, сама того не желая, умудрялась давать Алексии все больше свободы. Возвращаясь мыслями в прошлое, миссис Лунвилл понимала, что лучше бы ей было выдать Алексию замуж. А теперь им всем приходилось иметь дело с ее возмутительным поведением, которое, кажется, делалось тем хуже, чем старше она становилась.

Алексия желчно добавила:

— Сегодня утром я проснулась с мыслями обо всех тех грубостях, которые могла бы сказать, но не сказала. Вот это и есть самое досадное.

Сквайр Лунтвилл испустил долгий протяжный вздох.

Алексия решительным движением положила ладонь на стол:

— Я думаю, нынче утром мне следует пройтись по парку. Что-то нервы у меня разгулялись, и чувствую я себя совсем не так, как следовало бы после такой неожиданной встречи.

Этими словами она вовсе не намекала, как можно было предположить, на нападение вампира. Мисс Таработти не принадлежала к числу тех барышень, что любили вести бессодержательные разговоры, переливая из пустого в порожнее. Она была полной их противоположностью. Многие джентльмены, впервые встретившись с ней, ощущали себя так, будто махом осушили бокал коньяка вместо фруктового сока, — иными словами, поражались жжению в груди. А теперь разгулялись нервы самой Алексии — и все из-за графа Вулси. Покинув библиотеку, он оставил ее в ярости. Всю ночь она кипела от гнева и проснулась поутру с ощущением, будто в глаза насыпали песка, а внутри все еще бушуют благородные чувства.

Ивлин сказала:

— Но подожди же! Что случилось? Алексия, ты должна все нам рассказать. Как вышло, что ты встретилась на балу с лордом Макконом, а мы — нет? Его даже не было в числе приглашенных. Я заглянула в список через плечо лакея…

— Нет, Иви, не может быть! — ахнула потрясенная Фелисити.

Не удостоив сестер ответом, Алексия покинула столовую, чтобы отыскать любимую шаль. Миссис Лунтвилл даже не пробовала остановить ее, поскольку отлично знала: толку не будет. Выяснять что-то у Алексии, когда та не расположена отвечать, — все равно что выжимать кровь из призрака. Вместо этого миссис Лунтвилл потянулась к руке мужа и успокаивающе сжала его пальцы.

— Не тревожься, Герберт. Мне кажется, лорду Маккону может даже нравиться грубость Алексии. Во всяком случае, он ни разу не приструнил ее на публике. Мы должны возблагодарить судьбу за эти ее маленькие милости.

Сквайр Лунтвилл кивнул.

— Пожалуй, оборотня таких почтенных лет подобное поведение может взбадривать? — с надеждой предположил он.

Восхищенная столь оптимистичным подходом жена ласково похлопала сквайра по плечу. Ей ли не знать, как раздражает нынешнего супруга ее старшая дочь? Увы, о чем она только думала, когда выходила за итальянца? Конечно, она была так юна, а Алессандро Таработти казался таким красавчиком… Но в Алексии проглядывало что-то еще, какая-то возмутительная независимость, в которой миссис Лунтвилл не могла винить исключительно первого мужа. Однако и себя считать виноватой она, конечно же, решительно отказывалась. Такой уж, видно, Алексия уродилась на свет — набитой логикой, разумом и резкими словами. В который раз миссис Лунтвилл пожалела, что ее первое дитя не родилось мальчиком; это существенно облегчило бы жизнь всей семье.