– Это видно, – с сарказмом отмечает Риона.
– Ну да, – огрызаюсь я, – я же не одеваюсь как корпоративная Барби. Как это, кстати, работает? Твой папа разрешает тебе делать записи на заседаниях, или ты сидишь там просто для красоты?
Лицо Рионы пылает так же ярко, как ее волосы. Имоджен вмешивается прежде, чем она успевает ответить.
– Может, тебе понравится что-то более простое, Аида.
Имоджен дает знак ассистентке и называет несколько платьев по номеру и имени дизайнера. Она явно готовилась перед приходом. Мне плевать, что мамаша Кэллама там выбрала – я просто хочу, чтобы это все скорее закончилось. В жизни не застегивала столько молний.
Не знаю, что случилось с платьем моей матери. Но знаю, как оно выглядело – у меня есть фото со свадьбы родителей. Она сидит в гондоле в Венеции, прямо на носу лодки, длинный кружевной шлейф разложен по носу, почти касаясь бледно-зеленой воды. Она смотрит прямо в камеру, гордая и элегантная.
Кстати, одно из платьев, которое выбрала Имоджен чем-то похоже на платье моей матери – рукава-бабочки, ниспадающие с плеч, облегающий лиф с вырезом сердечком, кружево под старину и без лишней пышности. Простые, плавные линии.
– Мне нравится это, – с сомнением говорю я.
– Да, – соглашается Имоджен. – Такой кремовый оттенок тебе идет.
– Ты выглядишь ПОТРЯСАЮЩЕ, – говорит Несса.
Даже Риона не находит, что бы такого гадкого сказать. Она просто вздергивает подбородок и кивает.
– Тогда давайте заворачивать, – говорю я.
Ассистентка забирает платье, сетуя, что у нас нет времени переделать его до свадьбы.
– Оно отлично сидит, – уверяю ее я.
– Да, но стоило бы немного ушить бюст…
– Неважно, – говорю я, вручая ей платье. – Меня вполне все устраивает.
– Я договорилась, чтобы тебе сделали прическу и макияж с утра в день свадьбы, – сообщает мне Имоджен.
Кажется, суеты вокруг всего этого чуть больше, чем требуется, но я заставляю себя улыбнуться и кивнуть. Нет повода для ссоры – тем более, позже причин будет более чем достаточно.
– Кэллам также забронировал для тебя день в спа накануне свадьбы, – продолжает она.
– Это вовсе не обязательно, – отвечаю я.
– Конечно, обязательно! Тебе захочется расслабиться и побаловать себя.
Мне не нравится расслабляться и баловать себя.
Думаю, именно так Имоджен Гриффин и добивается всего, чего хочет – просто вежливо ставит тебя перед фактом с милой улыбкой на лице. Дает понять, что любое сопротивление было бы верхом невежества, чтобы отказаться было слишком неловко.
– Я занята, – говорю я.
– Сеанс уже забронирован, – напоминает Имоджен. – К девяти я отправлю машину, чтобы отвезти тебя в салон.
Меня так и подмывает сказать: «Я не приду», – но я делаю глубокий вдох и подавляю желание сопротивляться. Это просто день в спа. Они пытаются быть милыми в своей напористой и чопорной манере.
– Спасибо, – цежу я сквозь зубы.
Имоджен сухо улыбается в ответ:
– Ты будешь идеальной невестой.
Звучит скорее как угроза, нежели чем комплимент.
Каждый день пролетает быстрее предыдущего. За две недели до свадьбы казалось, словно впереди вечность. Словно что угодно может случиться, чтобы отменить ее.
Но потом до нее осталось всего три дня. Затем два. И теперь она уже буквально завтра, а я стою перед домом и жду, когда за мной приедет дурацкая машина Имоджен и отвезет на какой-то день в спа, о котором я не просила.
Знаю, что они хотят ощипать меня, отшелушить и сгладить все мои шероховатости, сделав из меня какую-то гладкую, нежную женушку для отпрыска своего семейства. Для великого Кэллама Гриффина. Он их Джон Фицджералд Кеннеди, а я должна стать их Джеки.
Лучше я буду Ли Харви Освальдом[32].
И все же я подавляю свое раздражение и позволяю водителю отвезти меня в шикарный спа-салон на Уолтон-стрит.
Начнем с того, что это не так уж и плохо. Кэллам действительно заказал, что надо. Мне смачивают ступни и красят ногти на руках и ногах. Я сижу в гигантской грязевой ванне, пока другой вид грязи наносят мне на лицо. Затем мои волосы увлажняют кондиционером и смывают, когда он впитывается, а затем намазывают меня маслом, как индейку на День благодарения. Мою спину покрывают горячими камнями, а потом снимают их и начинают тереть и колотить каждый дюйм моего тела.
Меня не беспокоит нагота, так что это моя любимая часть процедур. Две дамы массируют и растирают меня в четыре руки, обрабатывая каждый мышечный узел в шее, спине и даже руках и ногах. Учитывая, что они появились из-за нервных переживаний, вызванных в первую очередь Кэлламом, вполне справедливо, что ему и платить за то, чтобы они ушли.
Это так восхитительно расслабляет, что я начинаю засыпать, убаюканная женскими руками на моей коже и звуками искусственного океана, доносящимися из колонок.
Я просыпаюсь от ослепляющей боли в промежности. Косметолог стоит надо мной, держа в руках восковую полоску с маленькими волосками, которые раньше были частью моего тела.
– Какого хрена?! – ору я.
– Может быть немного больно, – говорит она без тени сочувствия.
Я смотрю на свои половые губы, которые теперь совершенно лысые с левой стороны.
– Что вы, черт возьми, делаете? – кричу я.