Бездушный принц

– Данте говорит, кто-то поджег оборудование на стройке башни на Оук-стрит. Мы потеряли тяжелой техники на два миллиона, самому зданию тоже нанесен ущерб.

– Давай съездим туда, – говорю я, вставая с кровати.

– Не надо. Я собираюсь поехать, но тебе этого делать не обязательно.

– Ты не хочешь, чтобы я ехал с тобой? – спрашиваю я, стоя в проходе между спальней и ванной.

– Нет. В смысле, да, ты можешь поехать, но это не… – она неловко переминается с ноги на ногу. Моя малышка Аида, которая не смущается своей наготы, но краснеет от прямого вопроса о том, чего она хочет.

– Я еду, – решительно говорю я. – Мы же одна команда, так?

– Да… – нерешительно говорит она.

Затем, видимо свыкнувшись с этой мыслью, она следует за мной в гардеробную, где я сложил обратно всю ее одежду. Это заняло у меня всего пять минут.

Я велел Марте купить Аиде соответствующий гардероб. К концу недели у моей супруги будет полный комплект повседневных и коктейльных платьев, брюк, кардиганов, блузок, юбок, сандалий, туфель, ботинок и курток. Другой вопрос, согласится ли она на самом деле все это носить.

Пока что жена надевает пару джинсовых шорт и поношенную футболку с принтом. Затем садится на пол и шнурует кеды.

Я натягиваю свою одежду.

Аида удивленно вздергивает бровь.

– Джинсы? – спрашивает она, сдерживая улыбку.

– И что?

– Ни разу не видела тебя в джинсах. Спорим, это Balenciaga, – добавляет она, закатывая глаза.

– Аида, – спокойно говорю я. – Я не выбирал ничего из своей одежды, включая эти джинсы. Я даже не знаю, что такое Balen-что-то-там.

– Что? – переспрашивает Аида, широко раскрыв глаза и замерев с одним кедом в руке. – Ты не покупаешь себе одежду?

– Нет.

– А кто покупает?

– Сейчас Марта. До этого у меня был другой ассистент, его звали Эндрю. Мы согласовываем внешний вид и затем…

– То есть ты никогда не бывал в торговом центре?

– Нет.

– Почему?

– Мы разве не должны выходить?

– Точно! – Аида натягивает второй кед и вскакивает.

Когда мы спешим вниз по ступенькам, она продолжает докапываться:

– Но что, если тебе не понравится цвет или…

Я заталкиваю ее в машину, говоря:

– Аида. Я работаю буквально все время. Либо над своей предвыборной кампанией, либо над множественными делами нашей семьи. Некоторые из них, как тебе хорошо известно, более трудны и опасны, чем другие. Если я выхожу в свет, то только чтобы завязывать и поддерживать нужные знакомства. Я не смогу припомнить, когда я последний раз бегал за покупками или развлекался.

С минуту Аида сидит тихо, что гораздо дольше обычного. Затем она произносит:

– Это грустно.

Я фыркаю, кивая головой в ее сторону.

– Мне нравится быть занятым. Это не грустно, это осмысленно.

– Но в чем смысл? – спрашивает она. – Если при этом ты не получаешь удовольствия.

– Ну, – говорю я, бросая на нее косой взгляд. – Я бы не назвал просмотр «Властелина колец» удовольствием.

Не могу удержаться и не уколоть ее, прекрасно зная, как часто Аиде бывает скучно и нечем заняться, отчего она вечно влипает в неприятности.

Как я и ожидал, вместо того чтобы выдать свою фирменную колкость, девушка покусывает кончик большого пальца, скорее задумчиво, чем раздраженно.

– Знаешь, я способна на большее, – произносит она.

– Вообще-то, знаю, – отвечаю я.

Аида окидывает меня взглядом, чтобы понять, не насмехаюсь ли я.

Я не насмехаюсь.

– Я вижу, как ты умна. Ты лучше меня раскусила Мадлен Брек, – говорю я.

– У меня много неплохих идей. Papa всегда так за меня трясется. Но я не глупее Данте или Неро. Или Себа. Я достаточно умна, чтобы не дать себя убить.

– Если сможешь сдерживать свой темперамент, – говорю я с полуулыбкой.

– Нет… – горячо возражает Аида, прерываясь, когда понимает, что я ее дразню. По большей части. – Нет у меня никакого темперамента, – с достоинством произносит она. – Ты не знаешь, каково это – всегда быть самой мелкой собакой в драке. Мне приходится атаковать раньше и жестче. Во мне никогда не было особой мягкости. Не было и быть не может.

Я не могу представить Аиду мягкой. Это противоречит ее натуре.

– Кстати, – быстро произносит девушка. – Я все не могу понять, почему ты хочешь стать олдерменом. Гриффины богаче Господа Бога. У вас связи по всему городу. Ваша территория в безопасности. На хрена тебе сидеть в каком-то кабинете и разбирать все это дерьмо?

– Почему, по-твоему, люди готовы потратить полмиллиона долларов на предвыборную кампанию на пост олдермена с зарплатой 122 304 доллара в год? – спрашиваю я.

– Ну, очевидно, это дает тебе возможность возиться с зонированием и налогами в угоду своему бизнесу, а также делать одолжения нужным людям.

– Верно, – говорю я, стимулируя ее дальнейшие рассуждения.

– Но стоит ли оно того? Всей этой хрени можно добиться взятками и взаимовыгодными сделками. А также старым добрым насилием.

– Но тогда ты вечно будешь на чьей-то милости, – поясняю я. – Неподкупного детектива или жадного политика, получившего более выгодное предложение от кого-то другого. Реальная власть не работает на систему, она управляет системой. Даже сама создает ее.

Я делаю паузу, вспоминая немного нашей общей семейной истории.