Бездушный принц

Оливер хватает меня за лодыжку, и дергает за ногу, лишая равновесия. Я падаю прямиком на верхнюю ступеньку, со всей силы впечатываясь челюстью в острый деревянный угол. Я пинаюсь, пытаясь вырвать ноги из хватки, и попадаю каблуком своей парадной туфли прямо Оливеру в глаз. Он кубарем катится назад, обратно к подножию лестницы.

Я снова карабкаюсь наверх. Второй этаж заполнен дымом, и я ощущаю жар, поднимающийся от кухни. Должно быть, в огне уже весь первый этаж. Я даже не уверен, что мы сможем спуститься по лестнице. Если, конечно, Аида здесь, наверху.

Она должна быть здесь. Потому что, если она где-то внизу, она уже мертва.

Я бегу по коридору, распахивая каждую дверь и оглядывая каждое помещение. Ванная. Бельевой шкаф. Пустая комната. Наконец в конце коридора я нахожу хозяйскую спальню. В ней, как и во всем доме, нет мебели – ведь дом выставлен на продажу. Но посреди пола лежит фигура. Руки связаны спереди, ноги перетянуты веревкой, голова покоится на подушке. Славно. Я рад, что он позаботился о ее комфорте, прежде чем сжечь заживо.

Я бегу к Аиде, поднимаю ее голову и поворачиваю лицом к себе, чтобы убедиться, что она в порядке.

Я прижимаю пальцы к ее горлу. Наконец, чувствую пульс. Когда я наклоняю ее лицо, закрытые ресницы трепещут.

– Аида! – кричу я, поглаживая большим пальцем по ее щеке. – Я здесь!

Ее глаза открываются, затуманенные и ошеломленные, но определенно живые.

– Кэл? – хрипит она.

Нет времени развязывать. Я хватаю ее и закидываю на плечо. Когда я поворачиваюсь к дверному проему, то вижу неуклюжую фигуру, преграждающую нам путь.

Аккуратно опускаю Аиду на голый пол. Чувствую, как жар ползет вверх, и слышу, как огонь становится все громче и громче. Должно быть, мы прямо над кухней. Обои начинают чернеть и скручиваться. Огонь уже на стенах.

– Достаточно, Оливер, – говорю я, поднимая руки. – Мы должны выбираться отсюда, пока весь дом не рухнул.

Оливер странно подергивает головой, словно у него над ухом зудит муха. Он сгорбился и немного припадает на одну ногу. Тем не менее его глаза прикованы ко мне, а кулаки сжаты.

– Никто из нас не уйдет отсюда, – говорит мужчина.

Он бросается на меня в последний раз. Его плечо бьет меня в грудь, словно наковальня. Мы схватываемся в борьбе, сцепляясь друг с другом. Я наношу удары по его лицу, уху, почкам, по любой части его тела, до которой могу дотянуться.

Уголком глаза я вижу, как Аида со всей силы бьет ладонями по подоконнику. Нет, не ладонями – своим гипсом. Она пытается сломать его, чтобы снять с правой руки. Мыча от боли, она еще раз с силой опускает гипс на подоконник, и тот трескается. Теперь ей удается высвободить руки из пут и начать возиться с завязками на лодыжках, неуклюже пытаясь развязать сломанными пальцами тугие узлы.

В пылу борьбы мы с Оливером перекатываемся, и я теряю супругу из виду. Мы с ним оба не маленькие мужчины – я чувствую, как опасно трещит под нами пол. С каждой минутой становится жарче, а воздух такой черный и плотный, что я с трудом различаю Аиду.

Когда она вскакивает на ноги, я кричу:

– Найди пистолет, Аида! Он в одной из комнат…

Разумеется, она не сможет его найти. Я и раньше его не видел, а теперь дыма стало еще больше.

На самом деле я просто хочу, чтобы она убралась отсюда. Потому что под нами бушует огонь, и я чувствую, что мы вот-вот провалимся в самое пекло.

Я хватаю Касла за горло и опускаю его на пол, сжимая изо всех сил. Его глаза вылезают из орбит. Мужчина цепляется за мои руки, нанося удары по моему лицу и телу, с каждым разом все слабее и слабее. Я усиливаю хватку, даже когда чувствую, что пол начинает дрожать и стонать под нами.

Целый угол комнаты проваливается. Пол накреняется, превращаясь в адскую горку, ведущую от двери вниз, в огненную яму, разверзшуюся под нами. Мы скользим, Оливер Касл и я, скользим, падая в костер, который когда-то был кухней.

Я отпускаю Касла и пытаюсь выбраться наверх, но уже слишком поздно. Я скольжу быстрее, чем карабкаюсь. Мне не спастись. Но тут кто-то хватает меня за рукав. Я вижу Аиду, которая одной рукой цепляется за дверной косяк, а другой – за мое запястье. Ее зубы оскалены от напряжения, на лице гримаса боли оттого, что девушка пытается удержаться за косяк сломанной рукой.

Я не хватаю Аиду за руку, потому что вижу, насколько слаба ее хватка. Я не собираюсь тащить ее за собой вниз.

– Я люблю тебя, Аида, – говорю я.

– На хрен, не смей! – кричит она мне. – Хватай мою руку, или я прыгну за тобой!

Будь на ее месте кто-нибудь другой, это можно было бы принять за пустую угрозу. Но зная, насколько Аида упряма, я верю, что она действительно на это способна.

Так что я хватаю ее за руку и подтягиваюсь наверх, как раз в тот момент, когда балки прогибаются и вся комната рушится. Оливер с воем падает в пламя. Мы с Аидой бросаемся в дверной проем, карабкаясь по коридору рука об руку. Очевидно, что по лестнице спуститься больше нельзя. Вместо этого мы бежим в противоположный конец дома и находим детскую комнату, все еще обклеенную картинками с парусниками. Старая комната Оливера.