Безграничье

- Как так? - больная прекратила спектакль и деловито села на кровати, - Мне нельзя. Меня вот-вот отпустили заклинания. Если я выйду, то Маргарет снова нашлет на меня свои проклятья, я снова заболею. Эти недомогания… Маргарет хочет свести меня в могилу!

- Мы давно с вами говорили, Маргарет умерла.

- Вот и хочет свести меня в могилу, чтобы мы встретились поскорее. Мы с ней так любили друг друга!

- Ваша сестра никогда не желала вам зла, - понимая, во что я ввязываюсь, сказала я и села на стул.

- Не желала. И сейчас не желает. Просто я не хочу умирать.

- Никто не хочет. Но это ничего не меняет. Мы вынуждены вас выписать, Джуд, понимаете?

- Понимаю, доктор, - больная задумалась и плотно сжала губы, - А что мне делать потом?

Я была не готова к этому вопросу. Сказать: "Не знаю", я не могла.

- То же самое, что мы с вами до того. Препараты мы вам пропишем. Больше читайте, сходите на могилу сестры, поухаживайте за ней, больше общайтесь с родственниками. Насколько я знаю, ваша бабушка еще жива?

- Да.

- Можете съездить к ней. Но как только вы почувствуйте себя хуже обратитесь ко врачу. Ни в коем случае не ешьте цитрусовые - у вас аллергия! И раздуло вас тогда от апельсинов, а не от проклятья, - все, что я говорила, было бесполезно, но я старалась изо всех сил.

- От простого апельсина?! - удивилась, раз в двадцатый Джуд, - Не может быть!

- Может, - резко сказала я.

Мы распрощались, и я вышла из палаты. Как ее выпускать? Она любит эти, чертовы, апельсины! И понять, что ей плохо от них, а не от проклятий, которые посылает на нее сестра, Джуд не может: она слишком любила сестру, чтобы смириться с ее смертью. Джуд нужно о ком-то заботиться. В больнице мы заботились с ней о более тяжелых больных, ее это радовало. Может теперь забота о престарелой родственнице решит ее проблемы? А если старушка умрет?! Я подавила волну отчаяния.

В следующей палате меня ждала девушка в глубокой депрессии. Родная мать засунула ее к нам, после того, как едва сумела откачать дочь, выпившую гору снотворного.

- Роуз! Доброе утро! - я улыбнулась так широко, как смогла.

- Доктор! Какое же оно доброе? - сделала кислую мину Роуз.

- Оно все-таки доброе. Ты говорила, что тебе здесь скучно и не нравится ничего… так вот Роуз, мы тебя выписываем, - сразу сказала я.

Девушка, до селе меланхолично лежавшая на кровати, любовавшаяся своими гладкими, красиво слепленными руками даже взглядом меня не удостоила, а продолжила чертить руками в воздухе странные фигуры.

- Ты слышишь меня, Роуз?

- Да. Я слышу. Но какая разница. Мать запрет меня дома. Дома все-таки удобнее будет покончить с собой.

- Зачем? Ты опять начинаешь? Еще вчера, что ты мне говорила?

- Ну, говорила… И что? Я слишком устала от жизни.

- Тебе всего семнадцать.

- И что?

- Я бы посоветовала тебе утроиться на работу.

- Мать запрет меня.

- Я поговорю с ней. Тебе лучше будет, если ты поработаешь в какой-нибудь цветочной лавке или в зоомагазине, - я начинала раздражаться, Роуз была одной из самых тяжелых наших больных, - во-первых, ты займешься делом, чтобы не думать своих мрачных мыслей, во-вторых, ты получишь независимость от матери. У тебя будут свои деньги, и тратить ты сможешь их по своему усмотрению.

Роуз медленно повернула ко мне свое хорошенькое лицо. В ее осоловевших глазах читалось море скепсиса.

- Я поговорю с твоей матерью, Роуз, - твердо сказала я, - И почему ты, кстати, лежишь? У тебя трудотерапия через десять минут. Приведи себя в порядок, пожалуйста.

Роуз аж подскочила.

- Господи… И правда, я забыла.

Эта реакция удивила меня больше всех. После я вспомнила, что трудотерапия на заводе проходила в очень маленьком цехе, и мастер этого цеха молодой симпатичный парень… Может хоть это ей поможет, если не мы…

В третьей палате сидел и раскачивался мужчина. Он всегда там сидел. Кататонический синдром. В любую минуту он мог броситься на меня или на санитаров. Строить с ним диалог не получалось, он был тяжелым в том плане, что сам обеспечить себя уже никогда бы не смог.

- Йозеф? - шепотом спросила я. Больной вздрогнул, но ничего не сказал, не посмотрел на меня, он было очень глубоко в себе.

- Где мы остановились с вами, Йозеф? - тихо спросила я, беря книгу со стола. Мы как раз дочитывали сказку о Белоснежке. Я не была сторонницей метода доктора, когда он читал больным свежую прессу. Не до мировых событий им…

Я села рядом с ним и начала читать.

- "Гномы ушли на работу утром, а Белоснежка принялась за свои дела. Из лесу пришли к ней звери, на песни ее прилетели птицы. Зайчики помогали Белоснежке протирать тарелки, олени - вешать белье, белочки - ставить на место посуду, барсуки и лисы - подметать, а бобры - мыть пол. Пока Звери занимались уборкой, Белоснежка решила испечь яблочный пирог.

Вдруг из лесу на полянку, где стоял домик семи гномов, вышла старая сгорбленная старуха. Вид ее был мерзок: нос крючком, на носу бородавка. Глаза маленькие светились злобой, а тонкие губы все время что-то бормотали. Старуха держала в руках огромную корзину. Она подошла к домику и постучала.

- Здравствуй, бабушка, - сказала Белоснежка, открыв дверь.