Безграничная душа. Подлинные воспоминания о прошлых, настоящих и будущих жизнях [калибрятина]

Они проделали долгий путь и прибыли в другую страну, полную незнакомцев с непонятным языком и непонятными обычаями. Они были в Америке. Мужчины здесь носили черные брюки с пиджаками, а под пиджаками – жилеты с карманными часами на цепочке. Чин-Юн быстро перенял этот стиль и начал носить шляпу с круглыми полями, чтобы выглядеть как богатые американские банкиры или другие зажиточные бизнесмены. Он планировал продвигать свой товар – девушек.

Девушкам выделили комнаты, отделанные богатыми тканями в традиционном японском стиле. Комнаты эти были расположены над салуном в самом центре Сан-Франциско. Салун часто посещали богатые местные бизнесмены. Чин-Юн по-прежнему запрещал девушкам говорить друг с другом – так он хотел их контролировать, чтобы они не пытались сбежать. Они были заперты в своих комнатах, а если и выходили, то только поодиночке. Им приносили еду и приводили мужчин. Им также давали травы, чтобы делать снадобья и содержать себя в чистоте между обслуживанием клиентов. Наиболее богатые мужчины оставались с девушками на весь вечер, а иногда за ночь бывало по несколько клиентов. Ло Мин (Валери) считала, что ей повезло, – благодаря ее внешности и поведению к ней в основном приходили зажиточные клиенты, которые могли остаться надолго. Это было меньшее из двух зол.

Хозяин так часто называл ее «шалавой» и «шлюхой», что она забыла свое настоящее имя. Один из ее постоянных посетителей смешал китайский и японский и стал называть ее Ло Мин, а она стала отзываться на это имя. Какая жалкая жизнь. Она чувствовала себя преданной: она считала гейш особенными, а теперь поняла, что здесь «гейша» означало всего лишь элитную проститутку. Весь день она была заперта в своей комнате и считала удачными дни, когда ей давали обед и наполняли таз с водой, чтобы она могла помыться.

Хотя ее окно и выходило на улицу, она никогда не пыталась позвать на помощь или сбежать – это было неприемлемо. Даже если бы она попыталась, никто здесь не понимал ее язык, а она не понимала их.

Множество раз хозяин срывал на ней свой гнев – он хватал ее за горло или грубо тряс ее хрупкое тело. Иногда, всего на мгновение, ей в голову закрадывалась мысль, что нужно сопротивляться, – но потом она вспоминала, чему ее учили и что она – никто. Даже если бы ей удалось уйти, у нее не было ничего, кроме ее кимоно. Ни денег, ни места, куда она могла бы пойти.

Именно тогда проявилось духовное узнавание, и Валери поняла, что ее бывший хозяин Чин-Юн в нынешней жизни был ее склочным начальником, который пытался ею манипулировать и склонял к неэтичным поступкам. Когда Валери отказалась, он не на шутку разозлился. Валери была напугана и не чувствовала в себе сил сражаться, потому что это означало пойти против своего работодателя. Именно в это напряженное время ее здоровье начало ухудшаться, и она решила, что может защитить себя лишь одним способом, который не был доступен Ло Мин, – уйти с этой работы.

Ло Мин проводила свои долгие, полные грусти дни, наблюдая за другими людьми, у которых была своя жизнь. Бедные и богатые, они ходили по улице под ее окном. Там бегали дети, а лошади тащили повозки к торговцу в доме напротив. Вечера она проводила, готовясь к приему клиентов – состоятельных людей, которые приходили к ней до раннего утра. И каждый следующий день был похож на предыдущий.

Время для Ло Мин текло медленно и казалось вечностью. Дни складывались в месяцы, а месяцы – в годы. Теперь, в свои двадцать, она была заперта в той же самой комнате, стены которой она видела все свои годы пребывания в Америке. Ее лихорадило, живот болел, и никто не приходил на помощь. Уже много дней никто к ней не заходил. Она догадалась, что все это время была беременна, а сейчас наступили роды. И что-то шло не так.

Запертая в одиночестве, вдали ото всех, Ло Мин не имела доступа к лекарствам или другим женщинам, которые рассказали бы ей, что у нее будет ребенок. Лишь интуиция подсказала ей, что с ней происходит. Она не имела представления о подобных вещах, потому что никто не рассказывал об этом юным девушкам, а когда она стала гейшей, она попала в незнакомую страну и все это время была заперта в комнате в одиночестве. У нее не было трав, которые росли на ее родине, в Японии, и из которых она могла бы сделать настойки, чтобы избежать беременности.

Схватки становились сильнее. Она кричала, но никто не пришел на помощь. Никому не было дела до нее. Когда ее живот начал расти, ей приходилось все так же обслуживать мужчин, особенно толстого банкира, которому она очень нравилась. Он платил за визиты к ней намного больше других, и, скорее всего, он и был отцом ее ребенка. Закричав в последний раз, она почувствовала, что какая-то жидкость хлынула у нее между ног. А затем она умерла.