Безграничная любовь

Киф вспомнил годы, проведенные в Хэрроугейте. «Идиот! — подумал он. — За все эти годы я так и не понял, что они любили друг друга. Этим объясняется то, что Райль уехал не попрощавшись, но не объяснялось, почему Джинкс сбежала в море с Эриком. Это так и оставалось загадкой».

КИФ

Июль-август 1899

Теперь они постоянно приезжали в Хэрроугейт по воскресеньям. Кроме того, раз или два в неделю, когда Киф уезжал на вызовы, Бетс проводила день с Джинкс и Элисон. Новобрачных; вместе или поодиночке, всегда встречали здесь с радостью, и Киф даже сделал ключи от ворот, но Джинкс все так же упрямо отказывалась выйти за порог башен.

— Я тревожусь о тете Пэйшиенс, — в конце концов сказал ей Киф. — Ей нездоровится, но она не соглашается на медицинское обследование. Разреши мне привезти ее навестить вас.

— Я еще не готова к тому, чтобы видеть кого-нибудь еще, — нехотя ответила Джинкс. — Но передай ей от меня привет. Скажи, что я люблю ее и что на днях позвоню ей.

Ему пришлось удовлетвориться этим. Июль был очень жарким — самым жарким на памяти Кифа. Было много дождей, и, путешествуя по округе, он был поражен сухостью хлебов.

Во время одной такой поездки в горы он как-то нехотя начал думать о Карре. Киф не видел его с самого возвращения в Хэрроувэйл, и это стало его несколько беспокоить. Он подумал, что если бы не та, первая, ссора, то он смог бы отринуть прошлое. Но дни складывались в недели, а Карр не появлялся.

— Где он прячется? — суетился Киф. — И почему?

Он услышал уже столько всего о Карре — о том, что тот построил роскошный особняк в Сан-Франциско — на Тэйлор-стрит, где члены «большой четверки» несколько лет назад выстроили себе викторианские дворцы. Без сомнения, пациенты Кифа знали о его брате гораздо больше, чем сам Киф, однако же они постоянно спрашивали его о доме Карра и вообще о нем.

Было неясно, видел ли кто-нибудь Карра в последнее время, но все точно знали, что он теперь совершенно хромой и ходит на костылях.

— Может быть, он сломал себе ногу, перебегая из одной ванны в другую, — острил один из голтсоновских мальчишек, — ведь говорят, в доме двадцать ванных комнат?

— Хотел бы я на это посмотреть, — сказал Мэйбл Крикшэнк, — между прочим, если б у меня был миллион долларов, я б не стал его тратить на какой-то там дом.

— Я читал, что когда в доме собирались пятьдесят человек, то все они усаживались за одним огромным столом — и оставались еще свободные места! И это всего лишь в главной столовой! Как вы думаете, док, это правда?

Но Киф ничего не мог сказать им на это, потому что знал только то, что ему рассказывали, и то, что читал в газетах.

Но он начал замечать, что город совсем не так уж процветает, как кажется на первый взгляд. Например, лососевая фабрика Глэд Хэнда — Киф помнил, как отец строил ее в конце 1870-х годов. Тогда на ней засаливали тысячи бочек лосося, которые потом отправляли в Австралию, Англию и Южную Америку. Теперь лосося было так же много, как и тогда, но фабрика работала вяло, и выход конечной продукции был низким по сравнению с прежними временами. То же самое происходило и с другими основанными Митчем Хэрроу отраслями промышленности. Оборудование устарело и вышло из строя, участились производственные травмы. Несколько раз на лесопилках случались пожары, а у Карра были нелады с рабочими. Люди не любили его так, как любили и уважали его отца. Многие уходили, и возросло количество драк между рабочими и управляющим персоналом.

Кифу не нравились все эти разговоры. И чем больше он слышал о том, что происходит в Хэрроугейте, тем больше ему хотелось встретиться с братом.

— Я совсем не вижу его, — отвечала Джинкс на вопросы Кифа. — Обычно тут ездят машины, но теперь не видно никого, кроме собачьего предводителя. Даже женщина Карра больше не колесит, как бывало, по округе.

— Ты полагаешь, он во Фриско?

— Нет, он точно дома, в своем здании. Я это знаю наверняка.

— Ты слышала его? Джинкс покачала головой.

— Через стены нам больше ничего не слышно, но я знаю, что он там.

Киф и так уже долго откладывал посещение родительских могил. В понедельник днем, в конце июля, он отпер ворота и повел свою кобылу к каменным столбам. Он пошел не по главной дороге к башням, а по нижней, мимо служебного входа, и через сад.

Болезненные воспоминания нахлынули на него, а внутри все похолодело, когда он тайком обогнул дом и привязал лошадь к дереву. Остаток пути Киф собирался проделать пешком. День был жарким. Он снял свой полосатый пиджак, галстук и плоскую соломенную шляпу, положил их на сиденье, закатал рукава и расстегнул тугой воротничок.

Место, которое Карр выбрал для кладбища, было намного ниже сада, на опушке леса, где Киф провел в детстве столько времени. Эдит была похоронена не здесь, а в отдельном склепе где-то в лесу. Киф не был на похоронах Эдит и никогда не видел ее одинокой могилы.