— Боже мой, ребята. Неужели вы снова это делаете.
После речей о профориентации, нам говорят о том, как мы должны собой гордиться, какие большие надежды они питают насчет нашего будущего, какие удивительные возможности у нас будут на «Ферме» — так они называют Стэнфорд — и что мы все должны возвратиться в наши общежития и познакомиться друг с другом.
В этот момент они говорят родителям вернуться домой.
Мама Анжелы, Анна, которая вела себя очень тихо, сидя на заднем сиденье моей машины, читая Библию на протяжении всей поездки в тысячу миль, вдруг разражается слезами. Расстроенная, покрасневшая Анжела провожает рыдающую мать на стоянку, но, по-моему, это так мило. Мне бы хотелось, чтобы моя мама была здесь и поплакала из-за меня.
Билли еще раз ободряюще обнимает меня.
— Покажи им, малышка, — просто говорит она, а затем тоже уходит.
Я выбираю удобный диван в холле и делаю вид, что изучаю узоры на ковре, в то время, как остальные студенты слезно прощаются. Какое-то время спустя, входит парень с короткими, обесцвеченными волосами и садится напротив меня, положив на журнальный столик здоровенную стопку папок. Он улыбается и протягивает мне руку, для рукопожатия.
— Я — Пирс.
— Клара Гарднер.
Он кивает.
— Думаю, я видел твое имя в паре списков. Ты в крыле «Б», верно?
— Третий этаж.
— Я — СМ в «Робл», — говорит он.
Я тупо смотрю на него.
— «С-М» — объясняет он, — означает студент-медик. Вроде врача в общежитии. Я тот, к кому обращаются, когда нужен лейкопластырь.
— О-о, точно.
Он так смотрит на мое лицо, что это невольно заставляет меня задаться вопросом, осталась ли на нем еда.
— Что? У меня, что на лбу написано «невежественная первокурсница»? — спрашиваю я.
Он улыбается, качая головой.
— Ты просто не выглядишь напуганной.
— Прости?
— Первокурсникам, обычно довольно страшно находиться в первую неделю на территории кампуса. Они бродят вокруг, словно маленькие бездомные щенки. Однако, ты не похожа на них. Ты выглядишь так, будто у тебя все под контролем.
— О-о. Спасибо, — говорю я. — Но, скажу тебе честно, это лишь видимость. Глубоко внутри я с ума схожу от волнения.
На самом деле, это не так. Я думаю о падших ангелах, похоронах и лесных пожарах и понимаю, что в Стэнфорде я чувствую себя вполне безопасно. Здесь все такое знакомое: калифорнийские запахи выхлопных газов и аромат ухоженных роз в воздухе, шум вдали, эвкалиптовые деревья, пальмы и те же старые сорта растений, которые росли у меня за окнами.
Но есть вещи, которые меня пугают: темная, без окон комната из моего видения, и то, что произойдет там, будет ужасным. Перспектива того, что всю мою оставшуюся жизнь — а это примерно еще лет сто — меня будут преследовать одно за другим смутные и страшные видения, не радует. Вот это действительно страшно. Об этом я очень старалась не думать.
Пирс пишет пятизначный номер на салфетке и передает ее мне.
— Позвони мне, если тебе что-нибудь понадобится. Я мигом примчусь.
Думаю, он флиртует со мной. Я забираю салфетку.
— Хорошо.
В этот момент Анжела начинает суетиться, расположив свои руки вдоль бедер, обтянутых леггинсами, выплескивая свои эмоции. Она останавливается, когда видит Пирса. Анжела не выглядит испуганной. Похоже, она пришла, чтобы победить.
— Анжела Зербино, — говорит она, как само собой разумеющееся, когда Пирс открыл рот, чтобы поздороваться с ней. Она устремляет взгляд на папки, лежащие на столе. — У тебя в этой куче есть что-нибудь с моим именем?
— Да, конечно, — растерявшись говорит он и начинает копаться в папках до тех пор, пока не доходит до «З» и не находит пакет для Анжелы. Затем он достает пакет и для меня, после чего встает и проверяет свои часы.
— Что ж, приятно было познакомиться с вами, девчонки. Осваивайтесь.
— Что это? — указывает Анжела на мою салфетку, когда он уходит.
— Это от Пирса. — Я смотрю на его удаляющуюся спину. — Если мне что-нибудь понадобится, он мигом примчится.
Она смотрит на него через плечо, задумчиво улыбаясь.
— О-о, в самом деле? А он милый.
— Я догадываюсь.
— Верно, я и забыла. Для тебя по-прежнему самые прекрасные глаза — глаза Такера. Или это теперь глаза Кристиана? Я не успеваю следить.
— Эй, — говорю я. — Ты была ужасно груба сегодня.
Ее лицо смягчается.
— Извини. Я волнуюсь. Поэтому грубость проявляется у меня даже в хорошие времена.
— Проявляется? Да это происходит вообще всегда.
Она падает в кресло рядом с моим.
— Ты, кажется, расслабилась.
Я поднимаю руки над головой, зевая.
— Я решила остановиться, проведя грань. Собираюсь начать все с начала. Вот, посмотри. — Я роюсь в своей сумке, доставая мятый листок бумаги, и даю ей его прочитать. — Вот мой предварительный учебный график.
Ее глаза быстро сканируют листок.
— Вижу, ты приняла мой совет и поступила в гуманитарный класс вместе со мной. Поэты изменяют мир. Тебе понравится, обещаю, — говорит она. — Понимать поэзию легко, и если ты сможешь сделать это, то сможешь вообще все. Занятия в этом классе будут подобны легкой увлекательной прогулке.
Я сильно сомневаюсь в этом.