Это был цугцванг. С одной стороны, меньшевики большевиков боялись и не хотели бы иметь с ними никаких дел. С другой – после парижских унижений, вспоминать о которых было все еще больно, предложение звучало заманчиво: Россия, Советская или нет, оставалась великой державой, во всяком случае, по сравнению с Грузией, а ее официальное признание могло бы, как прикидывали тифлисские министры, снять многие проблемы. Как минимум, насчет большевиков в Абхазии, Гори и Душети, – против приказа из Кремля те не пикнули бы. Конечно, признание Лондона было бы куда предпочтительнее. Но Лондон не собирался спешить. А когда позиция кабинета Его Величества как-то прояснилась, то не в лучшем виде. «С точки зрения правительства, – доложил 24 декабря палате общин министр иностранных дел лорд Керзон, – необходимо продолжать воздерживаться от признания независимости Грузии и Азербайджана до тех пор, пока не определится окончательно положение генерала Деникина». Окончательная ясность пришла очень скоро. В январе уже было понятно, что Москва приняла решение всерьез заняться Кавказом и имеет для этого все возможности (не в последнюю очередь, благодаря грузинам), а палата общин, наоборот, требует свертывать затянувшуюся, не сулящую перспектив и утратившую популярность операцию и, несомненно, добьется своего. Ясно стало и что никакого «красно-зеленого» буфера на севере не будет: кто бы из взрослых ни победил, шпану съедят, а вот рикошет по спонсорам может оказаться болезненным. Чего хочется, а чего нет лидерам меньшевиков, значило в таких условиях немного. Уже в марте, отвечая на запрос Ленина и Троцкого, не выступят ли грузины в поддержку мусаватистов, Сталин, курировавший в Политбюро кавказское направление, уверенно ответил: «Грузины не опасны, если твердо обещаем нейтралитет». Несколько дней спустя начались переговоры.
Глава XXVI. По всей строгости
Девушка с приданым
Последний год второго десятилетия ХХ века начинался достаточно нервно, но не тревожно. Главной целью грузинской дипломатии, ввиду начавшихся пока еще совсем «теневых» контактов с Москвой, было во что бы то ни стало найти хоть какого-то надежного спонсора и покровителя в Европе или за океаном (впрочем, на японцев в этом плане тоже выходили, предлагая стать «форпостом микадо на Черном море»). Кое-что получалось. 12 января 1920 года Верховный Совет Парижской мирной конференции принял решение признать, что Грузия все-таки есть, и нанести ее очертания на карту, а также «поставить в повестку дня вопрос об изучении вопроса о рекомендациях по вопросу признания ходатайствующей стороны de facto». Это, как полагает «группа Вачнадзе», «был большой успех международного значения». Спорить не рискну. В Лигу Наций, правда, не приняли, требуя сперва уладить территориальные споры с Арменией, в том числе и насчет батумского порта (Ереван требовал сделать там СЭЗ, англичане сие всемерно поддерживали, но грузинам такой вариант совершенно не нравился – делиться, да еще и под лондонским контролем, было жалко).