Бежать некуда

Александр Титов Бежать некуда

I

Нервными, короткими шагами Антон мерил перрон. Далеко от двери не отходил. Несколько шагов в одну сторону, несколько в другую, и всё под осуждающим взглядом белокурой проводницы. Ей будто это мешало. Сказала бы, если что не нравится, а то как глянешь на неё, так сразу глаза отводит и губы поджимает. Красивая женщина, из тех, с кем даже знакомиться не захочешь, чтобы впечатление не испортить.

Антон старался не отвлекаться на лишние мысли и пристально следил за беременной женой, которая сидела на лавочке поблизости. Мария, так её звали, была как-будто невозмутима. Спокойно поглаживала округлый живот и слушала словоохотливую старушку, что присела по соседству. Но Антон точно знал, что это лишь видимость. Стоит ему отвлечься, и с Марией случится непоправимое, а то и вовсе она исчезнет.

Да ещё старушка эта какая-то странная. Щупленькая, скукоженная как изюм, в шерстяном платке и потёртом пальто. Таких называют божьим одуванчиком, настолько они безвредны, но Антон видел их всех насквозь и иначе как каргами не именовал. И главное, никто её не звал, ни о чём не спрашивал, сама тут устроилась и принялась байки о себе рассказывать:

— Тяжело было, а что поделать? Всем тогда несладко пришлось. Папа на войну ушёл, мама под бомбёжкой погибла. Так и остались мы с младшим братиком у деда на руках. В эвакуации это. Тот, кстати, безногий был, так что за нами и уследить-то не мог… — говорила она, помогая словам узловатыми, морщинистыми пальцами

Антон закурил и пламя спички едва не спугнул предпоследний гудок поезда.

— Пять минут. — покосилась на него проводница. Делать ей было явно нечего. В вагоне из пассажиров — только Антон с женой, да ещё пара мужчин. Но те, как нормальные люди, сразу забрались в купе и больше не показывались.

— А в восемьдесят третьем у меня Митька в Эфиопию летал. Он там им, бедным, нефтяную промышленность поднимать помогал, а здоровье своё угробил. Во как бывает, милая. — продолжала бубнить карга.

А Мария всё слушала и слушала, гладила живот, молчала. Как и в любом другом разговоре. Ей проще было выслушать человека, не задавая вопросов и согласиться. За это Антон называл её рыбой, хоть понимал, что будь она хоть самую малость своевольной, и они бы не ужились.

Антон не терпел споров и лишних разговоров. Он был из тех, кто труслив на людях, но суров с близкими. Его страшили последствия за каждое неверное слово, так что вернее он смирился бы с оскорблением, нежели дал бы отпор. Зато дома Антон становился придирчив, дотошен и жутко вспыльчив. Он запросто мог придраться к пятну, который сам же минуту назад и оставил, и устроить из этого целый скандал. Не подошла бы ему общительная хохотушка. Только такая, как Маша, молчаливая рыба. И нашёл он её, после долгих поисков, к первым сединам. Любил ли — точно сказать не мог, но с ней чувствовал себя уютно, а большего ему было и не надо.

После гудка Мария переменилась в лице. Засобиралась уходить, но прерывать старушку не решалась. Только приосанилась в ожидании малейшей паузы, чтобы попрощаться.

— А куда это ты торопишься? Уж не надоело ли дуру старую слушать? Ребёнком своим кичишься? Так сдохнет он! Не твой он!!! — неожиданно голос карги огрубел, в глазах потухли и так догорающие искры жизни, а черты лица заострились, лишившись всякого добродушия.

— Я… не… простите… мне идти надо. — кротко промямлила Мария и отстранилась.

— Ребёнка ей подавай?! А не много ли ты о себе думаешь, Ма-ашенька? Не тво-ой он! Про-кля-тый о-он! — каждое слово карга говорила всё громче и на последних уже заорала.

Вдруг она застыла на секунду, раззявив беззубый рот, и бросилась на Марию. Вцепилась узловатыми пальцами в волосы, пыталась притянуть к себе. Сквозь тяжёлое дыхание она проталкивала единственное слово: «Про-о-окля-яты-ый!»

Антон кинулся жене на помощь. Схватил каргу за руки, попытался разжать её пальцы, но те словно окаменели и ни в какую не поддавались. Можно было ещё попробовать втиснуться между каргой и Марией, но и это получалось с трудом.

Пронзительно засвистела проводница, и почти сразу на помощь подоспел лейтенант. Он взял каргу в охапку, вывернул ей руки. И только теперь, оставив в узловатых пальцах пару локонов, Мария освободилась. Раскраснелась, растрепалась, она так и не поняла, что произошло и ошалело смотрела на каргу.

— Идите уже! — рявкнул лейтенант.

Карга неуёмно дёргалась в его руках, орала благим матом и плевалась так ядовито, что казалось, от её слюны даже бетон разъест. Седые космы выпрастывались из-под платка и прилипли к взмыленному лицу.

Антон отбежал к поезду, утянув за собой Марию, а проводница помогла им забраться в вагон.

Прозвучал последний гудок.

Поезд дёрнулся, тронулся и тихо начал набирать ход. А Антон так и стоял в тамбуре, глядя через окно на спятившую старую каргу. Та обмякла, но всё ещё грозно кряхтела, пока лейтенант тащил её к скамейке.

II

В купе Антон сел на край койки напротив Марии и заглянул ей в лицо. Страха там было немного, но усталость мрачным пятном старило её сразу на десяток лет.