Беженцы и победители

Воздух наполнен прерывистым гулом бомбардировщиков. Некоторые пятерки отделяются от общего строя и направляются к заданным целям. «Мессершмитты» между тем забавляются, гоняясь за беженцами. Отовсюду слышится рев моторов и пулеметные очереди. В ячмене бьется в истерике женщина. Она рвет на себе волосы и трясет чье-то безжизненное тело, а потом падает на него и замирает. Наверное, она обезумела от горя. Фашистский летчик, видимо, замечает ее и выбирает в качестве цели. Но с первого захода он не попадает. Тогда он пикирует на цель второй раз. Грохочет одна очередь, другая, третья… Наконец-то цель поражена! «Мессершмитт» улетает, а на ячменном поле остаются лежать два трупа.

Куда ни глянешь — везде горят деревни, а фашистские бомбардировщики все сыплют и сыплют бомбы на израненную землю. И никто, никто им не мешает! Только где-то за Вислой, в наспех вырытых окопах, отважные польские воины устремляют в небо стволы своих пулеметов и винтовок. Преданная, брошенная на произвол судьбы генералами армия демонстрирует, на что она способна, в то время как президент Мосцицкий, министр иностранных дел полковник Бек со всем правительством и элегантный маршал Рыдз-Смиглы торопятся покинуть страну.

«Мессершмитты», кажется, боятся остаться без работы. Время от времени они возвращаются и кружат над дорогой, поливая пулеметным огнем и саму дорогу, и ее обочины.

Бомбардировщики ровно в шесть вечера выстраиваются в колонну по пяти и покидают поле боя, вероятно, чувствуя себя победителями. Летчики торопливо сбрасывают последние бомбы, которые летят на обгоревшие развалины и убивают еще несколько десятков человек.

Деревянная башенка сельского костела, до которого около четырехсот метров, вдруг поднимается на воздух, а затем скрывается в пламени. Оторвавшийся колокол издает печальный звон, словно прощаясь с верующими. Огонь алчно лижет кроны деревьев, а потом взмывает высоко к небу.

В сумеречном небе над полями, усеянными убитыми и ранеными, над разрушенными домами кружит одинокий «кукурузник». Дорога вновь оживает. Уцелевшие беженцы делятся друг с другом хлебом, помятыми помидорами, луком и салом, а подкрепившись, упрямо тянутся в сторону Вислы.

Легион

Из окон трактира возле Литомержице льется яркий свет и звучит такая зажигательная музыка, что никто не обращает внимания на Иржи Вишека, который садится на велосипед и катит по дороге на Либеховице. Знает об этом только один человек — тот, кто дал ему велосипед.

В Либеховице Вишек садится в автобус, а утром, в начале девятого, добирается до Остравы и обращается к администратору гостиницы на Прживозе с просьбой дать ему одноместный номер.

— К сожалению, свободных номеров нет. Но если вы согласны поселиться вместе с одним молодым человеком…

— Хорошо.

— На одну ночь?

— Пока на две.

Целый день Вишек бродит по Остраве в надежде, что кто-нибудь поможет ему перебраться через границу. Сидя на скамейке в парке, в ста метрах от таблички «Собакам и евреям вход строго воспрещен!», он изучает карту.

Наступает полдень. Воздух плавится от жары. Карта предлагает десятки маршрутов. Но какой из них выбрать? Поговаривают, что беженцы чаще всего направляются в Богумин. Но каким путем? С середины июня он слушал по ночам радиопередачи на чешском языке из Лондона и Москвы. Несколько раз ему удавалось ловить передачи из Катовице, в которых сообщалось, что в Польше и во Франции создаются чехословацкие легионы. Ему представлялись ряды солдат во французских беретах, лес штыков, бодрые мотивы воинских маршей. Солдаты говорят друг другу «брат» или «наздар» [4], а над ними развеваются красно-сине-белые знамена. И вполне возможно, что они уже сидят в окопах и бункерах на линии Мажино, ожидая приказа совершить бросок за Рейн. Они должны дойти туда любой ценой! Но сейчас-то ему куда идти, черт возьми? Вишек складывает карту, сует ее в сумку, потом поднимается и, перебросив пальто через руку, отправляется в город. А может, просто рискнуть не раздумывая? Нет, время для этого еще не пришло.

Он идет в гостиницу. Ключ от номера висит за спиной администратора — значит, можно хоть немного побыть в одиночестве. Бессонная ночь в скором поезде и бесцельное хождение по городу в течение дня берут свое. Он думает, что не мешало бы поужинать, но лучше прилечь на полчасика. Всего на полчасика…

Просыпается он от шума воды в туалете и с ужасом убеждается, что уже утро.

— Доброе утро! — приветствует он незнакомца.

Тот что-то бурчит ему в ответ, вытирая лицо. Процедура эта продолжается чересчур долго, но в конце концов незнакомец вешает полотенце рядом с умывальником и искоса глядит на Вишека. Блондин, острые черты загорелого лица. «Мать честная, наверняка немец! — ужасается Ирка. — Ну и влип же я!»

— Раннее утро, а уже так жарко, да?

— Гм…

«Что-то слишком много ты на себя берешь, дубина стоеросовая!» — ругает мысленно незнакомца Вишек.

— Интересно, как будет днем. В ответ ни слова.

— Как думаете, не сбрызнет ли нас дождичком? А надо бы…

— Это уж точно, — произносит незнакомец без акцента.