Безликий

— Технически сейчас он мой.

— Да, да. Конечно. — Его замешательство никуда не делось. — Зачем ты туда поехала?

Винтер пожала плечами.

— Кому-то нужно проверить собственность. Давно следовало туда наведаться.

— Полагаю, ты права, — согласился Эдгар. — Не думала нанять агента по недвижимости?

Винтер потрясенно вздохнула.

— Чтобы продать домик?

— Ты не пользуешься им, и в конце концов он испортится до такой степени, что его придется снести.

Отец прав. И если говорить начистоту, то она признала бы, что когда вспоминала, что владеет домиком, он казался ей скорее обузой, чем наследством. Не похоже, что он ей нужен. Не тогда, когда она работала двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Но услышать, как ее отец произносит эти слова вслух, ранило, как физический удар.

— Он единственное, что у меня осталось, принадлежащее маме.

— Я понимаю, но думаю, что тебе лучше сосредоточиться на будущем, а не зацикливаться на прошлом.

— Желание сохранить частичку памяти о маме — это не зацикливание на прошлом.

Губы Эдгара сжались.

— Я не хочу спорить. Поступай так, как считаешь нужным. — Он посмотрел на дедушкины часы, стоящие в углу кабинета. Не слишком тонкий намек на то, что он закончил разговор. — Ты пришла сегодня утром по какой-то причине?

Винтер медленно и глубоко вдохнула, давая себе возможность обдумать то, что собиралась сделать. Она не настолько близка с отцом, как ей хотелось бы, но любила его. Последнее, что Винтер хотела — это причинить ему боль.

К сожалению, мучительные вопросы оставались единственным известным ей способом узнать, намеренно ли стреляли в ее мать или это просто случайное преступление.

— Я кое-что нашла, побывав в домике. — Наконец она заставила себя произнести эти слова.

— Что?

Винтер полезла в сумочку и достала сложенные конверты. Она протянула их отцу, чтобы он смог рассмотреть.

— Это.

— Письма?

— Любовные письма.

— Я не понимаю. — Он разглядывал конверты с едва скрываемым отвращением. — Ты хочешь, чтобы я прочитала твои старые любовные письма?

— Они не мои.

— Ох.

Винтер наклонилась вперед, уронив письма на стол.

— Ты знал, что у мамы был роман с Дрейком Шелтоном?

— Что? — Эдгар дернулся в шоке.

— Я сказала, что у мамы был роман с мужчиной по имени Дрейк Шелтон. Это сосед бабушки Херст.

Его лицо потеряло цвет.

— Я слышал, что ты сказала.

— Ты знал?

Эдгар сжал челюсти, намеренно отказываясь взглянуть на конверты.

— Я не собираюсь обсуждать это с тобой.

Значит, он и в самом деле знал. Она могла прочесть правду, написанную на его лице.

— Еще как собираешься.

— Винтер.

В его голосе прозвучали нотки, которые обычно заставляли ее отступить. Винтер ненавидела споры. Не то чтобы она была покорной, но предпочитала избегать конфликтов, когда это возможно. На этот раз она выпрямилась и решительно продолжила.

— На протяжении многих лет ты отказывался говорить о маме. Думаю, я заслуживаю ответа.

Уголок его рта нервно дернулся.

— Мы ее похоронили. Разве нельзя дать ей покоиться с миром?

Фотография, запечатлевшая последние минуты жизни ее мамы, пронеслась в голове Винтер. Чувствовала ли она, что грабитель вот-вот нажмет на курок? Узнала ли того, кто стоял перед ней? Молила ли о пощаде?

Вопросы мучили ее с болезненной настойчивостью.

— Она покоится с миром? — прошептала Винтер. — Я так не думаю.

Эдгар тяжело вздохнул.

— Я знаю, что это тяжело, Винтер. Потерять мать в таком юном возрасте…

— Вот именно. Мои воспоминания поблекли, и я едва могу представить ее лицо. Мне нужно знать, кем она была.

— Отлично. Поужинаем на следующей неделе. — Эдгар потянулся за ручкой. Он все более явно намекал на то, что хочет, чтобы она ушла. — Тогда и поговорим.

Винтер покачала головой. Она знала своего отца. Он предлагал поужинать, по крайней мере, несколько раз в месяц. Ужины, которые забывались, отменялись или переносились на более поздний срок.

Она расправила плечи.

— Ты знал об этом романе?

Он сжал ручку так крепко, что она сломалась пополам.

— Винтер. Прекрати это.

— Знал?

Пробормотав проклятие, Эдгар уронил ручку и потянулся за носовым платком. Он тщательно вытер капли чернил с кончиков пальцев.

— Да. — Слово прозвучало так, словно само вырвалось из его сжатых губ. — Я знал. Мы переживали трудные времена. Я много работал, и быть женой профессора оказалось не так гламурно и не так захватывающе, как думала Лорел.

Винтер откинулась в кресле, чувствуя себя странно подавленной. Неужели она питала тайную надежду, что все это ошибка? Что ее мать не использовала домик как какую-то пошлую любовную хижину?

Она сглотнула комок, который грозил образоваться в ее горле.

— Хочешь сказать, что ей было скучно?

— Она разочаровалась, — поправил Эдгар.

— В чем?

— Во мне. В своем искусстве. В этом городе.

Винтер вцепилась в ручки кресла, пока далекое воспоминание дразнило край ее сознания. Крик ее мамы перед тем, как она выскочила из дома.

— И я ее раздражала? — спросила она мягким голосом.