Безликий и Чудовище (СИ)

— Я всё понимаю, Алиса. И да, мне абсолютно плевать с высокой колокольни, ты права. Мне всё равно, что ты со мной сделаешь. Мне всё равно, какой ты будешь королевой… Хах, знаешь… Понимаю, немного не в тему, но… Незадолго до вашего приезда в столицу я стал как никогда сильно задаваться вопросом, почему же Внутренний советник, зная предполагаемую судьбу правителя, никогда не вмешивался в ход событий, даже когда понимал, что всё идёт к печальному финалу. Потому что… — Бальтазар начал нервно смеяться, силясь выдавить из себя хоть что-то. — Потому… Потому что он камень, понимаешь? Камень! Камень… А у камней-то ничего… Ничего нет! Ни семей, ни королевств, ни религии о, там, Боге каком-то, Рае, Аде — нету! И смысла жизни нету. Потому что камень. Стремиться ему некуда, узнавать и делать тоже. Понимаешь? И мне..! И мне тоже нечего сейчас!

— Н-Ну и? — Алиса немного отстранилась и наморщила лоб, силясь понять весь этот бред.

— И вот теперь я, дорогая моя Алиса, обложенная брильянтами и шелками сестра моя родимая, беру на себя этот тяжёлый крест придворного камня, — Вещал Бальтазар, театрально корча рожи, — и говорю тебе прямо — дура ты! Не-не-не, не отворачивайся! Что ты там сказала? «Идиот»? Да, идиот! Люди добрые, слышите?! Я ИДИОТ!

— Да что ты орёшь, молчи! Услышат!

— Тупой, эгоистичный идиот, признаю и не стесняюсь этого! А вот сидит моя сестра, зовут её Алиса, двадцать восемь лет отроду, королева ваша. Королева, вот только живёт она не здесь, не в вашем королевстве, не с вами, пьянью и сбродом, который за кусок сала готов другому глотку перегрызть, а в своём, ска-а-азочном мирке, вместе со всей своей кодлой!

Орландо пролистал страницы с чертежами, достаточно быстро прочитал заметки, оставленные незадолго до появления в альбоме кровавого разворота с прилипшим к нему скальпом и ещё несколько записей после него. После этого начавший плясать почерк короля и почти совершенно несогласованные предложения стали даваться мужчине с трудом.

— О, а тут целая тирада. — Проговорил читающий, перелистнув очередной лист. — Даже как-то подозрительно внятно написано.

— Ну?

— Так-с, «16 апреля. Сегодня я…»

Жолдыз без особого труда справлялась с работой уборщицы. Грязно, тяжело, но это всё равно лучше, чем ничего. Она с детства привыкла к подобному труду, поэтому задача по возвращению зрительскому залу на тридцать человек божеского вида было для неё вполне посильной миссией, чего не скажешь о её коллегах по актёрскому делу. Даже когда уже подходил срок, девушка умудрялась вылизать это некогда вполне приличное место за всё те же два часа. Да, с каждым днём становилось всё тяжелее и тяжелее, но она всё равно, взяв всю волю в кулак, бралась за любой, даже самый непосильный труд, чтобы раздобыть всё необходимое. На сцене, по понятным причинам, она выступать уже никак не могла.

Тем не менее, в её положении были и внушительные плюсы: не раз и не два Звёздочка, орудуя шваброй после представления, слышала за своей спиной игривые присвистывания и непристойные комплименты на пару с обсуждениями столь экзотического экземпляра, зацепившего глаз очередной запоздалой компании. Однако стоило только Жолдыз выпрямиться и повернуться к наглецам лицом (а ещё лучше боком), как весь энтузиазм в них тут же улетучивался, а лица перекашивали гримасы отвращения.

Правильно, не на что тут глазеть, идите своей дорогой.

И вот подошёл срок, всё случилось… По началу было непривычно, но потом кое-как она привыкла и к этому. Даже несмотря на то, что жить стало в разы тяжелее. Она никуда не могла отойти одна. Это было опасно, да и по понятным причинам это было просто невозможно. Ещё и хозяин театра со своей слащавой улыбкой и снисходительным выражением лица постоянно давил на нервы недвусмысленными фразами по типу: «Может, всё-таки отдашь, а? Представь просто, какая выгода! Да и тебе не так тяжело будет, понимаешь же?».

Врезать бы ему прямо промеж его поросячьих глазок… Но нельзя. Надо терпеть. Ей нужна эта работа.