Восстание. Рабы нескольких привилегированных домов объединились и подняли бунт. Маленький раб не видел его, так как сидел со всеми остальными детьми в подвале, но он плясал, прыгал и кричал, как дикий человек в каком-то жутком ритуальном танце, со всей остальной ребятнёй, предвкушая тот долгожданный миг, когда единственный наблюдатель того, что происходит снаружи, — застывший на высокой бочке и глядящий в зарешёченное окно под самым потолком мальчик — крикнет, что они победили. Что вот, вот! Настала та самая вожделенная жизнь. Но всю радость оборвал послышавшиеся с улицы крики и взрывы. Их товарищ наблюдатель медленно повернулся к остальным. На его лице были капли крови. Взгляд остекленел и смотрел в никуда. Он так и не оправился.
Восстание было потоплено в крови. В прочем, как потом узнал маленький раб, абсолютно все подобные мероприятия ждала подобная участь. Но не все согласились с этим мириться. Маленький раб стал свидетелем того, как один из выживших в восстании рабов ещё неделю с тех роковых событий смотрел на хозяина, как голодный пёс на желанную и оттого ненавистную добычу, как в один момент он кинулся на хозяина с ножом и как в следующее мгновение прогремел уже знакомый взрыв. Голова раба взорвалась. Просто взорвалась… по велению железной палки… И забрызгала всё вокруг мозгами… После этого и вплоть до того дня, когда мальчика продали его третьему владельцу, в кабинете у хозяина ужасно воняло горелым мясом.
Тогда-то маленький раб и задумался: как вообще тот, кто способен делать такие штуки может быть человеком? «Дьявол, который сидит на троне» способен изготавливать палки, которые взрывают головы людей, стоит только направить их на жертву. Почему он не сумеет в один момент изготовить штуку, которая взорвёт по одному его желанию разом вообще всех непокорных? Имеют ли тогда бунты против такого существа вообще какой-то смысл?
Это было давно. Со временем исчезли всяческие детские мечтания, вера, огонь в глазах… Осталась лишь тьма и неизвестность. Единственные составляющие жизни мальчика. Но он не жаловался. Он уже просто смирился…
На рассвете, как и ожидалось, хозяин повёл своего раба на рынок. Шагая по сырым и пропахшим гнилью каменным мостовым, и мысленно сетуя на то, что веревка сильно жмёт руки, мальчик то и дело глядел по сторонам. В сером небе изредка подавали клик не совсем здорового вида чайки, по улицам бегали грязные и худющие бездомные коты и собаки, а откровенно обнаглевших крыс, которые уже совершенно не боялись выбегать на всеобщее обозрение, было столько, что и не сосчитать. И да, люди. Отовсюду смотрели серые и угрюмые лица прохожих. Все они молчали. Иной раз даже казалось, что это каменные статуи сошли со своих холодных пьедесталов и теперь гуляют по улицам.
И тут — гомон, рокот, приглашённые возгласы, возня. Мальчик уже заранее знал, что надвигается к ним. В другой ситуации он бы тут же кинулся искать какой-нибудь дальний, не заметный угол, в который через несколько мгновений заполнит как можно меньше народу. Однако сейчас, когда руки его связаны, ему, смотря то вверх, на хозяина, то вперёд, на рассасывавшуюся толпу людей, пришлось выжидать невероятно несколько невероятно долгих мгновений, пока его владелец сообразить и кинет я в сторону, волоча за собой еле успевавшего перебирать ногами-спичками раба.
Впервые в жизни мальчик оказался не за спаситель ной стеной из чужих ног, а почти в самом мёртвом ряду, благодаря чему мог во всех подробностях разглядеть то, что через несколько мгновений выплыло из утреннего тумана, сверка приросшими к металлическому носу круглыми глазищами. Как они, наверное, страшно выглядят ночью; не раз и не два маленький раб просыпался посреди ночи от нечеловеческого вопля "КАРАУЛ!!! Дьявол!!! БОЖЕ, ПОМОГИ!!!", за которым следовала звучащая прямо сейчас во всех красках адская симфония из пыхтения изрыгающих в воздух чёрный дым медных труб, лязга блестящих сотнями мелких зубов шестерней, и грохота катящихся по нервной мостовой колёс ехавшей самой по себе кареты.
Мальчик съёжился. Он почти не дышал. Впереди стоящие люди в прилипших к домам шеренгах невольно попятились назад, угрожая затоптать тех, кто сзади.
Адское наваждение сгинуло. Спустя несколько секунд карета удалилась.
Проводив её взглядом и выждав некоторое время, толпа синхронно выдохнула и привычное движение начало возвращаться на мостовую. Разве что несколько женщин, потряхивая узел головного платка, ещё немного поохали, мол, Боже! Неужели и до нас эта напасть из столицы доберётся? Неужели и у нас черти гнёзда свои совьют?