Безликий (ЛП)

— Привет, Тоня. Что ты делаешь здесь в такой час? — окликнула она подругу. — Я думала, ты хотела выспаться?

Ресторан «Винтер Гарден» открывался в шесть утра и работал до двух часов дня. Это означало, что Винтер вставал в четыре, чтобы начать готовиться к рабочему дню. Тоня, обычно, спала до середины утра и открывала сувенирный магазин в полдень. Конечно, она еще и давала уроки гончарного мастерства по вечерам, так что часто уже за полночь закрывала свой магазин.

Это делало их идеальными соседями.

Тоня повернулась, обнажив многочисленные пирсинги, украшавшие ее нос, губы и уши. У нее были короткие черные волосы и бледные глаза, которые она подводила черной подводкой. Под кожаным тренчем тело Тони покрывали татуировки, символизирующие ее любовь к искусству.

Она не пыталась выглядеть как гот. Она просто была готом.

До смерти отца, который умер, когда ей был двадцать один год, Тоня намеревалась стать известной художницей в Париже. Вместо этого она вернулась домой из художественной школы, чтобы заняться магазином сувениров и ухаживать за матерью.

— Я решила, что красота сильно переоценена, — объяснила ей Тоня. — В моем возрасте повезло, что я не забываю надевать штаны перед выходом из дома.

— Это не имеет ничего общего с возрастом. Я вчера забыла лифчик. — Винтер засунула руки в карманы своей куртки. — Ты работаешь в студии сегодня утром?

— Не-а. Я хотела застать тебя до того, как ты уедешь в Пайк.

— Меня? Тебе что-нибудь нужно?

— Вот. — Тоня залезла в багажник своего фургона и достала маленькую урну, украшенную цветами и крошечными ягодами, вытравленными в глине, мерцающую глазурью цвета слоновой кости.

— Она прекрасна. — Винтер окинула подругу озадаченным взглядом. — Эта новая работа для твоего магазина?

— Нет. Я сделала эту урну для могилы твоей матери.

Винтер пронзила теплая волна благодарности. Жизнь в маленьком городке означала постоянное нахождение в окружении семьи и друзей, но в тоже время Винтер чувствовала себя одинокой. Ее мать жестоко убили в результате бессмысленного преступления. Тем она отличалась от своих соседей. Тоня была одной из немногих, кто понимал, насколько тяжел этот день для Винтер.

— Тебе не нужно было этого делать. Ты уже подарила мне одну урну.

Тоня пожала плечами.

— Прошло несколько лет. Я подумала, что ты захочешь перемен.

— Это… — Слова застряли у Винтер в горле. Она проглотила комок. — Она идеальна. Спасибо.

Ее подруга сдвинулась с места, испытывая явный дискомфорт. Тоня могла создавать удивительные произведения искусства, но свои эмоции предпочитала скрывала под напускной грубостью.

— Да, да.

— Я серьезно, Тоня, — настаивала Винтер. — Не только урна, которая великолепна, но и память. Это много значит для меня.

Тоня нетерпеливо махнула рукой.

— Пора ехать. Слишком холодно, чтобы стоять здесь и трепать языками.

— Я зайду в магазин завтра, и мы сможем поболтать без угрозы обморожения, — пробормотала Винтер.

Бережно держа урну в руках, она направилась к своему грузовику и завела двигатель. На сердце стало легче, чем обычно, когда она начинала свое ежегодное паломничество.

Ровно через три часа она добралась до Пайка, штат Висконсин, и проехала через линию кедровых деревьев, обозначавших край кладбища. Припарковав грузовик, Винтер подошла к могиле матери, которая находилась на участке, отведенном для семьи Херст.

Когда-то они были известной семьей в городе, благодаря чему заслужили впечатляющий мраморный мавзолей и большие деревья, дающие тень на всю территорию. Винтер не знала, когда Херсты потеряли свое состояние, но по размеру и изяществу различных гробниц, разбросанных по участку, можно судить об их упадке.

С годами она определила, что последние богатства достались ее прабабушке и прадедушке. Их могилы украшали большие мраморные ангелы, вырезанные вручную, но не оказалось ни склепа, ни кованой ограды, чтобы защитить их от вандалов. Просто две могилы, зарытые в землю. На могилах ее бабушки и дедушки не имелось даже ангелов. Просто обычные мраморные надгробия, а у ее матери — еще скромнее. Если бы не красивая урна, которую Винтер аккуратно поставила на белую плиту и наполнила свежими цветами, могила казалась бы совсем безликой. Как будто человек под землей не стоил того, чтобы тратить время и средства на память о нем.

Когда Винтер была маленькой, она спросила отца, почему он решил похоронить ее мать в Пайке, а не в Ларкине, куда она могла легко приходить. Он ответил, что ее бабушка настояла на том, чтобы Лорел похоронили в родной земле, но в его словах чувствовалась та напряженность, подразумевающая, что он не сказал ей правду. По крайней мере, не всю правду.

Закончив вытирать грязь, скопившуюся на надгробии, Винтер провела некоторое время, рассказывая матери о последних событиях в своей жизни. Делиться было особо нечем. Только новости о ресторане и новом глушителе на пикапе. Ее жизнь не представляла собой ничего захватывающего. На самом деле, Винтер чуть не уснула, пытаясь припомнить что-нибудь интересное.