Безликий (СИ)

Авроры, которые были ближе всех к журналистам, запретили им делать фотографии или записывать этот момент. Анатолий положил руку на ее плечо, тихо говоря что-то женщине. Она несколько раз покивала головой, принимая протянутый платок.

— Если вам что-либо понадобится, вы всегда можете обратиться к нам, Алисия. Всегда. Мы обязаны вашему сыну всем, — министр мягко смотрел на нее, обращаясь только к ней — казалось, что на несколько минут они вдвоем забыли о существовании других людей. Она вновь прошептала «Спасибо» и опустила глаза, поджав трясущиеся губы.

Гермиона, наклонив голову, смахнула пальцами слезу, которая остановилась на щеке. Боже, она просто не могла выдержать этого. Как не могла оторвать взгляд от несчастной женщины, которая почти умирала здесь, понурив голову.

Сколько мужества имела Алисия, чтобы выдержать это? Сколько силы, чтобы прийти сюда?

Гермиона была разбитой, но каково было его матери? Гермиона хотела плакать, но каково было его матери? Гермиона каждую секунду прокручивала воспоминания о Стивене, но каково было его матери?

Мерлин… каково было ей? Как это – возвращаться в квартиру сына и ходить по комнатам, где раньше жил он? Брать фотографии с полочек и часами плакать, потому что это единственное, что от него осталось. Больше не слышать его голоса, не видеть его глаз, не чувствовать его поддержку.

Девушка больше не слышала министра — наверное, он до сих пор выражал соболезнование. Она утопала в мыслях о Роне. Она чувствовала его и видела его образ, словно напротив нее сидел не Анатолий, а он. Словно говорил не Кингсли, а он.

Прошло, кажется, с полчаса прежде, чем шеф позвал Гермиону. Она отстраненно посмотрела на Карла, на министра и на Алисию, которая вымученно наблюдала за девушкой.

— Скажи слово, —прошептал шеф, который только недавно сел после своей речи.

Гермиона поднялась. Остановилась глазами на женщине, которая еле сидела. Ей было плохо. Ей было до невозможности плохо. Так, что хотелось пропасть из этого места и больше никогда не показываться людям. Умереть и быть с сыном там, на небесах.

Девушка читала это в ее взгляде, который Алисия устремила на нее. Ее страдания волнами передавались Гермионе. Это было слишком тяжело, чтобы выдержать.

— Я знаю, что мои слова не помогут делу. Потому что… вернуть уже ничего нельзя, — тихо говорила девушка, обращаясь к женщине. Та молча слушала ее, держа в руках тонкий платок. — Но все же я скажу. Не многие были хорошо знакомы со Стивеном, но я имела такую честь. Все года, что я служила министерству, я шла рука об руку с ним. И все, что я могу сказать об этом человеке, это то, что без него я бы не прошла и шага. Не сделала бы ничего, потому что не было никого, кто умел бы так поддержать. Не было никого, кто оставался таким же светлым в самых трудных ситуациях, кто смог бы выдержать столько же, сколько Стивен. Потому что, наверное, весь отдел жаловался ему, — девушка улыбнулась, смотря на Алисию. Женщина на мгновение подняла уголки губ, внимательно слушая ее речь. — Спасибо вам за сына. Он был лучшим человеком на земле.

И она села. Стараясь не разрыдаться прямо в зале.

Дальше все было, как в тумане. Что-то говорил Драко, Анатолий, министр, который обещал найти убийцу. Была минута молчания, и каждый поднялся со своего места и мыслями обращался к Стивену. Затем всех журналистов и Алисию вывели, закрывая совещание для публичного доступа. Кингсли назначил одного мракоборца, с которым Гермиона не была лично знакома, Пятым аврором-киллером вместо Стивена. Аплодисментов и поздравлений не было, лишь скребущая тишина. А дальше все разошлись по домам, не сказав ни слова, потому что тяжело было каждому. Таких людей, как Стивен, забыть нельзя. Только шеф всунул ей и Драко их обручальные кольца и напомнил, что сегодня к ним придут костюмы.

Ей было плохо.

Она вышла на прохладную улицу. Большие хлопья снега сыпались на улицу, предвещая скорый приход зимы. Свежий воздух слегка отрезвил сознание, до этого ей казалось, что она задохнется в душном помещении. А еще – что расплачется прям перед матерью погибшего.

Гермиона медленно шла по снежной тропинке, укутавшись в теплое пальто. Проходящие мимо туристы улыбались, фотографировали красивые здания. Серьезные люди спешили на работу. Носились дети, бросая друг в друга снежки. Все были чем-то заняты, но не она. Она просто шла, не останавливаясь. Кажется, не один час, пока не дошла до могилы Рона. Пока не склонилась над ней, целуя фотографию. Пока, сдерживая слезы, не упала на колени перед ним.

Ей ужасно не хватало его. И все, что ей оставалось, это вспоминать, как она его не ценила. Что просто не понимала, как ей будет плохо, если вдруг что-то случится. И «вдруг» случилось.

— Я не могу без тебя, Рон… — шептала она, прислоняясь холодными пальцами к мрамору. Спокойный парень с фотографии лишь молча смотрел на нее.

Не отвечает. Вот уже столько мучительных лет. Это стало даже привычно. На второй или третий год тишины.

Вы все еще не знаете, что такое Тишина? Уверена, не знаете. Зато она…