Безликий (СИ)

Пока не обезумел окончательно перевернув ее на живот и вонзаясь в неё на все глубину, резко и мощно под крик её боли и собственный вой агонии. Сжал замершее, окаменевшее тело ниады за бедра, чтобы тут же в него излиться…успеть за мгновения ее эйфории, пока концентрация ненависти не увеличит в ней концентрацию яда и не испепелит меня до костей.

Когда откинулся на спину и со стоном закрыл глаза, она так и осталась лежать на краю постели, дрожа всем телом и сотрясаясь от слез. Знаю, что в конце причинил ей боль и сорвался, но ни одна девственница не расстается с невинностью безболезненно. Забудет. Заставлю забыть.

— Тебе принесут чан с водой — помойся и переоденься. Днем пойдешь со мной в город. Хватит оплакивать свою судьбу. Ты сама ею распорядилась.

— Ненавижу…

Очень тихо, захлебываясь слезами и продолжая дрожать. Я ухмыльнулся и встал с постели, сгребая окровавленную простыню. Просто она не знает, что могло быть и хуже. Что могло быть без удовольствия, только в боли и в крови со слезами.

— Себя или меня? Потому что этой ночью Одейя дес Вийяр кончала со мной, как голодная грязная сука, которая только и мечтала, чтоб ее отымели?

— Потому что ты чудовище и психопат, и я желаю тебе смерти.

— Ты сама меня хотела.

— Когда-нибудь я убью тебя.

— Это я уже слышал. Не интересно. Ты становишься предсказуемой, ниада. Кто знает…может тебе удастся мне наскучить. Помолись об этом своему Иллину…только не забудь ему рассказать, как выбрала стать моей шлюхой, а не женой. Я был с тобой иным, чем должен был быть тот, чью сестру и мать насиловали по приказу твоего отца. Чем тот, кого ты одурачила на церемонии венчания.

— Я должна сказать тебе спасибо?

— Вот именно.

Я встал с кровати и голый подошел к окну, глядя, как по улицам снуют люди и молочник развозит свежее молоко. На душе дикое разочарование, и удовлетворенная плоть хоть и не мучит болью, но и насыщение не пришло. Словно голоден в тысячи раз сильнее, чем до того, как взял ее и внутри пустота адская, как выжженная пустыня.

— Трупы твоих людей сегодня снимут с кольев и сожгут в погребальне. Вечером сможешь сама развеять прах. Оцени, какой я добрый, Одейя.

Резко обернулся к ней и поморщился, увидев, как она спрятала лицо в подушки, содрогаясь от рыданий.

— Я пришлю к тебе Моран.

Когда оказался в своей комнате, в ярости врезал со всей дури о стену, а потом еще и еще, пока не услышал хруст сломанных костей. Пальцы еще пахли ею, ее наслаждением и болью, а я вдруг понял, что моя жажда по ее телу ничто в сравнении с жаждой по ее душе… а вот душу свою Одейя Вийяр скорее продаст Саанану, чем отдаст мне. И я когда-нибудь убью ее за это…

ГЛАВА 15. ЛОРИЭЛЬ

Она сидела сложа руки на коленях, стараясь смотреть только на свои пальцы, которые слегка подрагивали из-за того, что молчать было сложно, а не выдать свои мысли — итого сложнее. На тонком указательном всего одно кольцо, доставшееся от матери, единственное, которое отец не продал лассарским перекупщикам, чтобы закупить зерно на зиму. От голода слегка посасывало под ложечкой. С утра она ела всего лишь кашу из отрубей на разведенном молоке. Впрочем, как и отец. Слугам досталась вареная кожура картофеля, который готовили на ужин к вечере. Скоро у них и ее не останется. Как и конины. Говядины уже давно нет, про свинину забыли еще прошлой зимой. Они доедали последних лошадей из конюшен велеара Рона дас Туарна. Армейские конюшни были пока неприкосновенны, но, если народ сойдет с ума от голода, он взломает ворота конюшен и ворвется даже в замок.

С улиц почти пропали бездомные псы и кошки, скоро даже крысы сновать не будут по Талладасу. Люди начнут пожирать друг друга. Год за годом становилось все хуже и хуже. Велеария? Нееет. Нищенка. Жалкая оборванка, которую продали Оду Первому за три сундука золота и провизию. Тому самому Оду Первому, из-за которого они пали так низко, что были вынуждены продавать скупщикам свои драгоценности, картины и ковры.

— Ты меня слышишь, Лориэль?

Она все слышала. Она понимала, насколько он прав, и у них нет другого выбора, но принять не могла. Все ее существо противилось этому. Будь жив ее брат, он бы скорее пошел на Лассар войной, чем позволил им пасть так низко.

— Да, отец, я вас слышу, — тихо сказала девушка и провернула кольцо на пальце. Интересно, как скоро она не смогла бы его носить, потому что оно спадает даже с указательного?

— Это великолепный шанс для тебя, для всех нас, Лори. Стать велеарой Лассара. Это же истинное спасение для Талладаса.

— Спасение, — повторила она и тяжело вздохнула. Как это благородно: сначала толкнуть лицом в грязь, а потом протянуть руку, чтобы поднять оттуда и заставить целовать свои пальцы, те самые, которые держали с головой в болоте.

— Лори, посмотри на меня.

Она отрицательно качнула головой, и длинные каштановые кудри упали ей на лицо.