Безликое воинство(СИ)

После купания, расчесавшись, я заплела косы с новыми золотыми лентами, которые были в моём скромном багаже специально для такого случая. После того я оделась в местные одежды. Точнее, эта одна одежда, одевается она разом и как и всё здесь происходит, не очень понятно как: ты просто берёшь её в руки и прикладываешь к себе, а она словно мгновенно наползает на твоё тело. Примерно так же она и снимается: просто начинаешь стягивать её с себя за любое место, желая раздеться. Одежда, надо сказать, выглядит довольно просто, она равномерного белого цвета, но не ослепительно-белая. Она тоже меняется в зависимости от того, что я желаю. Я пожелала пояс с кармашками для своих мелких вещей, и он появился - элегантный и удобный, и как раз такой, что всё прекрасно в него поместилось. И цвет одежды можно менять, но ещё на галерее я заметила, что большинство гостей в зале одеты в белое, и я проявила должную скромность, хотя очень люблю наряжаться в красное и голубое. Ко всему здесь - и к переходам, и к купанию, и к одеванию, и к остальному - сразу же привыкаешь, как будто ты так всегда и жила. Это не удивительно: всё здесь даётся с лёгкостью, здесь постоянно чувствуешь себя ловкой, словно мир Эоры соткан духом благожелательности.

Когда заботливый учитель Рамбун принёс меня в монастырь в Симбхале, я ещё была очень слаба. Он лично отпаивал меня своими эликсирами, но лишь через несколько дней я смогла ненадолго выходить сначала на огромный балкон, а позже и во двор монастыря. Тогда я почувствовала разницу между тем миром, где я родилась и который остался где-то на поверхности, и подземным миром благословенных внутренних земель: наверху осталась суета войны, реки крови и людского горя, а в Симбхале всё словно погружено в вечное умиротворение, дающее твоей душе покой и совсем другое ощущение того, как течёт время. Этот мир, Эора, так же примерно отличается от Симбхалы, как она в свою очередь от мира на поверхности Геи. Я не хочу сказать, что здесь ещё больше умиротворения, здесь всё постоянно в движении и изменении, но этот мир ещё выше по шкале благости: если в Симбхале скорее покой и равновесие, то здесь тебя захватывает тончайшая энергия действия, не дающая усидеть на месте и влекущая к новым далям и высотам.

Одевшись после купания, и перед тем, как начать заполнять свой дневник, я медитировала, сидя прямо посреди комнаты, лицом к прозрачной стене, за которой открывался завораживающий вид на Эору. В палаистре меня научили входить в отрешённое состояние и думать о нужном - о тех людях, что остались в моём прошлом, в том числе о моих близких, о Смутном Куполе и о том, как им питается страшная война... Такова теперь одна из моих обязанностей. И я выполняю её неизменно, хотя она мне горька и тяжела. Я раньше представляла, как выглядит наша Гея с большой высоты, по тем фотографиям и кинофильмам, что снимали из космоса обитатели "орбитальных колёс". Но подо мной теперь была совсем другая планета. Другая планета! Не как сосед Геи вроде Ареса, а почти такая же, как Гея - с океанами, горами и лесами, только совсем другая. Она расположена в "чрезвычайно удалённом мире" - как говорит мой учитель. Хотя, наверное, если бы я вот так же созерцала Гею, я пребывала бы не меньшем восхищении. Я думаю, это и помогло мне тогда сосредоточить свои мысли всё же не на Эоре, а на Гее, на судьбе моего родного мира...

Моего отца звали Акмар-Вал, Избегающий Удара, он служил в штабе одной из сухопутных армий. В последний раз мы виделись с ним примерно за месяц до начала большой войны, когда небо уже закрыл Смутный Купол. Папа помогал нам собирать вещи для переезда в наш старый дом в гигаполисе Фаор. Тогда уже нередко случались военные столкновения и провокации, и он говорил, что гигаполис отлично защищён, и даже в случае масштабной войны там будет безопасно. Мы с мамой тихо плакали, потому что переживали предстоящее расставание. Братик ещё не мог собрать даже собственные игрушки - он был совсем мал, только и умел тогда, что проситься на горшок, но он уже понимал, что происходит что-то плохое, и периодически начинал реветь, вытирая слёзы кулачками, и сквозь слёзы звать нас - то маму, то папу, то меня. А наш отец, складывая вещи в чемоданы, время от времени отрывался от этого занятия и принимался нас успокаивать, и это иногда действовало: мы все переставали лить слёзыи всхлипывать, но ненадолго. А потом он уехал на юг, а мы с вещами - на север, и больше мы его не видели. Долго никаких сообщений ни от него, ни о нём к нам не поступало, поэтому я надеялась и молила Близнецов, чтобы он был жив и здоров, чтобы оказалось так, что он просто не имеет возможности послать нам весточку. Мудрые люди учат нас, что просьбы к богам должны быть так же разумны, как и искренни, и что они не любят пустых попрошаек. Но разве могла я обидеть их, моля о сохранении жизни собственного отца?..