Безлюдье

К часу дня все рабочие группы освободились от дел и находились в здании санатория. Караванщики пообедали вкусными щами из свежей капусты и говяжьей поджаркой с овощами. Дашина команда отрабатывала на все сто процентов! После обеда все, кроме караульных, остались тут же в столовой. Был объявлен общий сбор, дело добровольное, но обязательное! Михаил оглядел всех присутствующих, в переднем ряду восседал самоназначенный актив. Потапов и Пономарёв смотрели хмуро, им он уже прописал по первое число. Да и сами они ясно осознавали собственный косяк. Остальные караванщики также смотрелись невесёлыми, утреннее происшествие было донесено до всех в самых ярких красках. В этих рассказах Бойкич начал выглядеть былинным богатырём на белом коне, собаки стали ещё страшнее, и их было в пять раз больше, чем на самом деле.

Михаил успел краем уха услышать эту переработанную версию происшедшего, но задавил в себе желание озвучить более правдивый вариант сего подвига. "Чем страшнее и героичнее выглядит, тем лучше"- решил про себя он. Поэтому люди сидели в столовой с вполне серьёзными лицами и заранее готовые к отменной головомойке. Так, пожалуй, лучше дойдет.

– Ну что, товарищи? Я не оговорился, мы уже все товарищи друг другу. Господа внезапно куда-то делись, – Михаил скупо улыбнулся и внимательно осмотрел сидящих земляков. – Вы уже все в курсе нашего утреннего ЧП. Мы в очередной раз чуть не сели в глубокую, да что там – бездонную лужу. Забыли, что тот старый вполне комфортный и относительно безопасный мир остался где-то там, позади. Я, конечно же, не снимаю и с себя ответственности за произошедшее утром. Я должен был вдолбить в ваши головы, именно вдолбить основы нынешней безопасности, подумал, что и так все понятно, взрослые же люди, но вот, новая шляпа. Несколько человек в итоге чуть не погибло, ещё несколько натерпелось смертного ужаса, пробиваясь к ним на помощь. Если вы думаете, что мне было не страшно, то вы сильно ошибаетесь. Это было запредельно жутко и просто чудо, что мы все там уцелели!

Михаил сделал драматическую «сталинскую» паузу и взял стакан с чаем.

– Я не хочу вас ругать и стращать, я просто желаю, чтобы мы все доехали до нашей новой родины живыми и невредимыми. Моих скрытых возможностей и талантов, может на всех вас не хватить. Нас стало много, и пора начинать думать не только о собственных потребностях! Мы команда и должны учиться жить и работать вместе, всей на наших глазах рождённой общиной.

Новоиспечённый атаман снова оглядел присутствующих и уже более спокойней добавил:

– Руководители групп ко мне, а остальные – готовимся к отъезду.

– Нет уж, не все с тобой согласны! – возмутителем спокойствия стала Светлана Мальцева. – Это мужики должны нас оберегать и военные. Почему я не могу выйти из здания по вашей прихоти?

Послышался неясный гул. Михаил четко уловил, что хоть и большинство было не согласно с женщиной, но некие нотки недовольства проявлялись. Так и кто говорил, что все решения пройдут единодушно?

– Что ты хочешь, Света, конкретно?

Мальцева стушевалась, былой запал сразу же испарился, а за рукав уже дёргала дочка Вероника.

– Хочу…хочу…как раньше…

Затем пошли ожидаемые слезы, а Бойкич только вздохнул. Странно, что до сих пор обходилось без истерик. Все-таки наши людей нисколько не похожи на истеричных героев российских сериалов. Или те снимали идиоты, не ведавшие «жизни за МКАДом»?

Женщину увели, раздался шум отодвигаемых стульев, люди стали расходиться по свои делам, никто больше не задавал никчёмных вопросов и не отвлекался от главного. И это уже радовало! Лучше заниматься конкретным делом, чем предаваться бессмысленным припадкам жалости к себе. Все наши беды идут от нашего же безмерного эгоизма. Михаил же во время своего краткого выступления внезапно почувствовал всю силу власти. В зале ведь находились и его старые друзья, новые знакомые, ставшие уже хорошими товарищами, были люди и старше его и опытнее. Но они доверяли сейчас именно ему, верили в его звезду, отдали право вести их к новой жизни. Собственно, это и явилось абсолютно новым, захватывающим донельзя чувством, а ведь он никогда не стремился быть начальником. Короткие периоды жизни на руководящей работе его только тяготили. В той же армии он открыто презирал сержантов-срочников, которые кичились и злоупотребляли свалившейся на них властью, за что и доставалось ему не раз на макароны. В его привычке было дерзить начальству и власти предержащим, и это временами сказывалось на финансовом благополучии семьи не в лучшую сторону. Теперь же приходилось решать вопросы самой жизни и смерти, и он…, он уверенно взял бразды власти во всей её полноте. К такому ощущению ещё предстояло привыкнуть.