Безлюдное место. Как ловят маньяков в России

— Сейчас сложно сказать, вряд ли ее можно так назвать. Сейчас, я так предполагаю, у нее забот прибавилось — все внимание ребенку. Даже если я долгое время от нее не получаю писем, то не позволяю себе ее укорять — ей сейчас не до меня. Вообще нежелательно, чтобы на них вся эта ситуация как-то отразилась. Не знаю, как будет дальше, но с точки зрения получения допуска на работу или разрешения на учебу я никоим образом на судьбе внука отражаться не буду.

— А маме своей вы пишете?

— От мамы давно писем не было. А я не решаюсь написать.

— Почему?

— Что мне ей написать? Жив-здоров? Я не любитель письма писать, я вот сестре написал и попросил ее от меня маме передать привет — окольным путем таким. И когда сестре писал, все никак не мог слова нужные подобрать.

— Вы боитесь того момента, когда вас этапируют в колонию?

— По-разному на это можно смотреть. Все зависит от того, какую ценность я буду представлять. Наверное, чтобы лишний раз какое-то мнение не будоражить, меня все-таки довезут в целости и сохранности. Сейчас меня волнует этот вопрос с точки зрения географических координат — где колония будет находиться. Скорее всего, это будет в высоких полярных широтах, то есть лето всего-то три месяца в году, а остальное время — полярная ночь и морозы.

— Сюда к вам хотя бы журналисты приезжают.

— Может, и туда кто-нибудь приедет. Я не теряю надежды, что появится психиатр, который захочет что-то дописать в учебник криминалистики, или какие-нибудь дяденька или тетенька, которые захотят написать художественную книжку.

— Идея с книгой вам нравится?

— Мне вообще ничего не нравится. То, что про меня по телевизору говорят… Лучше бы про меня забыли и не вспоминали — ведь это на моих родственниках отражается. Но, когда я сижу в камере и у меня нет сигарет или чай кончился, давать интервью — это единственная возможность получить передачу или какие-то деньги. Пока моя персона кому-то интересна, я хоть сигареты курю. Кофе вот даже пил сегодня.

— Вам ничего не присылают родные?

— Присылают, но по закону мне полагается две посылки и две бандероли в год.

— А правда, что телеканал «Россия» хотел с вами подписать контракт на эксклюзивность общения?

— Разговор был об этом. Но я не уверен, что там была формулировка об эксклюзивности общения, может, я просто тогда невнимательно слушал. Сейчас я от вас услышал слово «эксклюзивность» и стал по-другому смотреть на это.

— То есть вы бы им давали бесконечные интервью, а они бы вам за это сигареты присылали?

— Да, но, с другой стороны, я ведь ничего нового не говорю. Каждый льстит себе, думает: «Я-то в душу залезу и получу эксклюзивную информацию». Но мне только придумывать остается. Мне некоторые это даже в упрек ставят, мол, я то же самое уже три года подряд повторяю — так ведь это значит, что я правду говорю.

— Следователи, которые с вами регулярно общаются, говорят, что у вас феноменальная память.

— Если мне какие-то события неприятны, для чего я их должен запоминать?

— Но вы же ездили на места преступления и точно показывали, где были спрятаны тела.

— Но я ведь не могу назвать точное число, когда это произошло, — помню только, зима это была или лето, на какой машине я тогда ездил. О какой феноменальности идет разговор?

— Эпизодов больше 80, а вы помните даже мельчайшие детали.

— О деталях я примерно так скажу: совершено убийство, среднего роста, славянской внешности, обычного телосложения, ничего особенного, запомнился только такой-то элемент одежды. Что здесь феноменального? Время года: зима, лето — это сложно перепутать.

— Какие отношения у вас сложились со следователем Евгением Карчевским?

— А какие у меня отношения могут с ним быть? Он следователь, я обвиняемый.

— Человеческий контакт у вас есть?

— Я пленный, он следователь, он свою работу делает, я в тюрьме сижу. Какие у меня отношения могут с ним быть? Вы сначала мне объясните, что вы подразумеваете под словом «контакт»?

— Вот у вас есть, например, желание встретиться с компетентным психиатром или психологом, и следователь может вам в этом помочь или нет.

— А почему я должен прислушиваться к его мнению, а не доходить до этого сам?