Безмятежное зло

– Я хотел отправить парней к бабушке, ведь особых забот они уже не доставляют – я имею в виду, что Илья контролирует основные процессы их жизнедеятельности. Но Кристина, оказывается, лежит в больнице.

– Это ожидалось… Утром я рассказала ей о ранении Валерки, вот она и сообразила, что лучше ей заболеть.

Папа усмехнулся:

– А ты не думаешь, что это даже хорошо? Ну, взяла бы она на себя внуков, и что? Звонила бы трижды в день – они грубят, они не едят, они проспали! А так – мы с Наташкой и сами разберемся. Я ведь почему попросил тебя позвонить маме? Чтобы не обижалась. Кристина недавно высказывала мне, что Наташка – не член семьи, а времени с нашими внуками проводит куда больше, чем она.

Фене не хотелось, чтобы папа догадался, как злят ее разговоры о маме, но он все понял, потому что они с Феней многое чувствовали совершенно одинаково.

– Шурик, я сам частенько думаю – уже почти сорок лет – как я исхитрился при всем великолепии выбора гродинских невест, жениться на нашей Кристине?.. Тем не менее, мы должны составлять ее семью со всеми вытекающими последствиями, понимаешь?

– Ну с чего?! – Вдруг возмутилась Феня. – Папа, я просто не могу с ней разговаривать! И с Майей не могла. Они обе помешаны на своих интересах. Их жизненное кредо: «Мне надо!». И слово «мне» пишется заглавными буквами.

– Все верно. Но мы, Шурик, счастливые люди и поэтому должны быть щедрее.

Феня прокомментировала папину позицию Ответственного счастья недобрым «Хе!».

Дочь Владимира Николаевича придерживалась того мнения, что каждое человеческое существо достигает своего счастья собственными усилиями, поэтому благодарить ему надо только себя. А вот мама Фени, Кристина Петровна Фенина предпочитала рассуждать о везении. Ей казалось, что жизнь – это цепь случайностей, не корректируемых волей человека: если у вас что-то сложилось хорошо, значит, вам просто повезло. Никаких ваших заслуг в этом нет и быть не может. Ну, а если вы не счастливы, то виновата только злая судьба, и вы имеете полное право требовать от окружающих компенсации – повышенного внимания, заботы, участия и прочего.

Вскоре пришла Варька, а папа распрощался.

Девочка уже проглотила значительную часть книги о питании и диетологии, энтузиазм из нее так и пер, поэтому запах капусты ей показался даже приятным. Она села за стол и опустошила тарелку. Чай Варке полагался с «таком», причем несладкий, но она не скисла.

– Утром побегу, – заявила она. – Ты – со мной?

Ужас, обуявший Феню, в общем-то, спортивную, даже прокачанную в некоторых местах, но не бегучую от природы, выразился звуком, похожим на крякание. Варька рассмеялась.

…Бежать утром таки пришлось. Варька проснулась в шесть утра, почистила зубы и стала кружить акулой над Феней, которая не умела просыпаться быстро.

– Феня, побежали! Феня, мы толстеем на глазах!

Феня открыла один глаз и усмехнулась: это ведь она – коучер, а на деле ее подопечная руководит процессом собственного преображения. Но, может, это и к лучшему? Все равно Варька придет к обязательному периоду разочарования, вот тогда-то Феня и выполнит свою работу.

Первые пять метров в холодном ноябрьском воздухе Феню почти убили – заболели икры ног, сбилось дыхание. Варька тоже слегка сникла – она не рассчитывала, что будет так неуютно среди голых деревьев, на сыром асфальте. Воздух казался слишком холодным, даже легкие заболели. Над дорожками еще сияли фонари, дающие блекло-апельсиновый свет, еще более усугублявший тревожные ощущения поздней осени.

Кайф пришел где-то к середине дистанции, когда тело разогрелось и каждый вдох уже не казался таким обжигающе ледяным, а дыхание выровнялось. Ноги, а за ними и все другие части двух дамских организмов начали оживать.

По ходу дела выяснилось, что в лесу вовсе не так пустынно, как казалось вначале: время от времени мимо Фени и Варьки проносились спринтеры и велосипедисты. Иногда они здоровались, и было приятно чувствовать себя соискателем в члены клуба здоровых и спортивных.

Некстати Фене припомнился Валерка, лежащий с дыркой в груди на больничной койке. Успокаивало только то, что если бы ему стало хуже, то Фене уже бы сообщили.

Домой Феня с Варькой вернулись очень довольными.

После душа и завтрака Феня поехала в больницу. К Валерке все еще не пускали, а у ординаторской Феня встретила Васю.

– Шеф в коме, – сообщил он. – Но ты не переживай, он выздоровеет.

– Вась, мне страшно, – призналась она. – Валерка на моей памяти так не попадал еще ни разу.

Вася растерянно смотрел на нее, не зная, что сказать. Наконец, он сообразил:

– А у меня часто друзей ранили. Представь: в Чечне мы парня тащили до базы на плащ-палатке через перевал! А у него прострелен был позвоночник. Раненый кричит, мы материмся… Ну, вытащили же.

– И его спасли?

Вася дернулся, будто хотел удрать.

– Нет. За пять метров до нашего ограждения умер.

И тут Феня заплакала. Пожалуй, это были ее первые слезы за последние пятнадцать лет, слезы тревоги, слезы напряжения, слезы недоверия к своей Фортуне.

Теперь Вася покрылся красными пятнами:

– Ты что?! Ты что?!..

– Твой друг умер!