Когда барабанный бой и удары мечей по щитам стихли, в лагере воцарилась зловещая тишина. Ифис пригласила меня зайти, разделить с ней чашу вина, но я отказалась. Сказала, что мне нужно возвращаться. И двинулась по тропе между рядами хижин. Но как только убедилась, что никто меня не видит, замедлила шаг.
Мне хотелось лишь насладиться несколькими мгновениями тишины. Никто не стонал, не просил воды – лишь дверь скрипела на петлях, да чайки кричали над головой. Вокруг не осталось ни души. Воины ушли, женщины разошлись по ткацким мастерским, и уже слышен был дробный стук станков. Я закрыла глаза и прислушалась, как снасти кораблей перехлестываются на ветру, – я успела возненавидеть этот звук. Когда же открыла глаза, то увидела его.
Он не видел меня. Стоял на углу между рядами хижин и смотрел в сторону долины, куда ушло войско. Впервые с тех пор, как услышала его боевой клич под стенами Лирнесса, я подумала, что и он, должно быть, уязвим. Я отступила в тень. Мне стало интересно, каково это – быть единственным невредимым воином в лагере, когда все отправились в бой, даже старики, которые обычно оставались стеречь корабли. Я едва дышала, боялась даже пошевелиться, но Ахилл постоял какое-то время и зашагал прочь.
Как только он скрылся, я почувствовала облегчение. Спустилась к морю и, сразу скинув сандалии, пошла вдоль берега, ступая по подстилке из пересохших водорослей, разбрасывая песок ногами. Время от времени я наклонялась и подбирала ракушку, русалочий кошелек, кости чаек – все, что море выбрасывало на берег. Иногда я поднимала окатыши, но ни один не мог сравниться с оточенным зеленым камешком, что я нашла в ту первую ночь. Я так увлеклась, что не сознавала, куда иду, пока вдруг не почувствовала прохладу. Только тогда подняла голову; надо мной нависал первый из черных кораблей. Его потемневший корпус оброс серыми ракушками. Я прошла вдоль него и попыталась сколупнуть одну из них ногтем, но она держалась слишком крепко. Между кораблями лежала густая тень, воздух был сырой, пропитанный запахом подводного мира. Через какое-то время дышать стало неприятно. Мне захотелось уйти оттуда, и я пошла быстрее, но едва поравнялась с мачтой – и вот снова он, появился словно из ниоткуда.
Мы едва не столкнулись. Ахилл успел остановиться и отступил на шаг. Я заметила, как он побледнел, и в первый миг не сообразила почему. Но потом догадалась, что в этом подводном сумраке он принял меня за Фетиду. Однако я понятия не имела, почему встреча с матерью произвела бы на него такое впечатление. Я знала, что разозлила его, но в этом не было ничего удивительного. Все эмоции Ахилла отражали различные степени злости.
– Ты, – произнес он. – Во имя богов,
Я подалась назад и ответила:
– Пришла посмотреть, как они уйдут. – Хоть он и был зол, я не могла не спросить: – С ним все будет хорошо?
– Если сделает все, как я сказал.
– Удивительно; все решат, что это ты…
– Это и должен быть я.
Ахилл все еще злился, и я попыталась обойти его, но Ахилл схватил меня за предплечье. Ногти впились глубоко в кожу.
– И почему я только встретил тебя, – процедил он тихим голосом. – Лучше б ты умерла тогда в Лирнессе.
Он с силой толкнул меня о борт корабля. Я вскинула руки, чтобы прикрыть лицо, но Ахилл ухватился за канат и рывком взобрался на палубу. Я выждала, пока он не отошел, и побежала к хижинам. Когда обернулась, он уже стоял на мачте: высокий, темный силуэт на фоне серых облаков. Он не смотрел на меня, его взор был устремлен на поле битвы.
Я пригнулась, как беглый преступник, и не останавливалась, пока не оказалась в лазарете, с Рицей – в безопасности.
29
Позабыв о встрече с Брисеидой, Ахилл сосредотачивает все свое внимание на поле битвы. Солнце в зените; раскаленное добела, оно безжалостно печет ему голову. Пот режет глаза, то и дело ему приходится отирать лоб. Он пытается отследить гребень своего шлема в круговерти боя, и это приводит его в замешательство – этот неотрывный взгляд на отдаленную фигурку, неотличимую от него самого.
Внизу, словно вымерший, простирается лагерь. Женщины разбрелись по ткацким мастерским и проводят время за болтовней, собаки, вывалив языки, лежат в тени хижин. Подле него стоит кувшин с водой. Но вода теплая и имеет солоноватый привкус, хотя девочка, которая поднесла кувшин, клялась, что ходила к колодцу. Ахилл делает глоток, полощет рот и сплевывает воду на палубу. Даже этого краткого мига достаточно, чтобы потерять Патрокла из виду. Он смотрит на поле боя, не может отыскать взглядом свой шлем и напрягается в ожидании худшего. Но
–
Ахилл сознает, что произнес это вслух. Вокруг него лишь пустая палуба, лагерь опустел, никто не слышит его, и все же он чувствует смущение.
– Возвращайся, проклятый идиот. Ради всех богов!