Безмолвная ясность сознания

Что-то потеплело внутри Тентила. Он обнял ее и прижал к себе, еще раз прижавшись щекой к ее волосам, чтобы вдохнуть аромат.

— У меня была жизнь до этого, — тихо сказала она. — Семья, друзья, дом.

— У меня тоже.

— Тоже? До того, как ты…

— Изменился, — он сжал и расслабил челюсти. Большую часть жизни он тщательно оберегал воспоминания о родном мире, зная, что Мастер заберет их, если Тентил позволит им всплыть слишком близко к поверхности. Со временем они значительно потускнели, настолько, что он знал, что многие из них были потеряны для него навсегда, и ему было больно оттого, что он не мог больше вспомнить о том, кем был, о месте, из которого пришел. — Я жил со своим народом, когда был молод, — сказал он. — Мне было шесть или семь лет, когда пришли работорговцы, погрузили мое племя на корабли и привезли меня сюда. У меня была мать. Отец. Братья и сестра. У меня было племя.

— О, Господи… И ты никогда их больше не видел? Никого из них? — спросила она.

Он покачал головой.

— Некоторые из них были на корабле, но… Я больше не могу ясно вспомнить. Нас всех продали разным владельцам. Мастер купил меня… чтобы сделать из меня того, кто я есть.

— Мне так жаль, — она повернула голову и поцеловала его в грудь, прежде чем прижаться к ней лбом, и невесело рассмеялась. — Все это время я плакала о возвращении домой, не понимая всего, что ты выстрадал и претерпел… По сравнению с этим мой опыт кажется незначительным.

Тентил скользнул рукой по ее спине к шее, нежно касаясь подушечками пальцев того места, которое перевязал после снятия маячка. Она вздрогнула и прижалась немного крепче.

— Моя боль не умаляет твоей, — мягко сказал он. — Тебя тоже похитили. Наш опыт одинаков.

Абелла запрокинула голову, чтобы посмотреть на него снизу вверх. Подняв руки, она легонько провела кончиками пальцев по шрамам на его щеках.

— Ты не расскажешь мне, как они появились?

Он накрыл ее руки своими, намереваясь увести их, но остановил себя. Шрамы были частью его, а он принадлежал Абелле.

— Обет молчания. Это ритуал, который Мастер выполняет, чтобы послушники могли доказать свою преданность Ордену и его секретам. Он включает в себя удаление органов, необходимых для речи, поэтому варьируется у разных видов. Его должны принять все, кроме Мастера и его второй руки. Я отказался.

— И это было твоим наказанием?

Тентил покачал головой.

— Нет. Это результат одной из их неудачных попыток заставить меня дать клятву.

— Одна из их неудачных попыток?

— В первый раз они влили мне в горло смесь, которая должна была разрушить голосовые связки, — напоминание сделало дискомфорт, вызванный речью, чуть более заметным. — Я отправил двух задействованных послушников в лазарет. Следующей ночью они попытались снова. На этот раз я был готов. Вторая группа послушников выздоравливала больше недели. В последний раз Мастер послал группу из пяти послушников в мою комнату, пока я спал, чтобы отрезать мне язык.

Абелла тихо выдохнула. Она уставилась на него широко раскрытыми глазами, нахмурив брови и приоткрыв губы.

Он опустил ее руки вниз, так что только кончики ее указательных пальцев коснулись его шрамов, и вывел их оба наружу от своего рта.

— Это все, до чего они дошли. Я убил двоих из них ножом, который они принесли с собой. После этого Мастер решил, что лучше позволить то, что осталось от моего голоса, и я поклялся, что он никогда больше его не услышит.

Ее пальцы переплелись с его.

— Говорить так же больно, как это звучит?

Тентил кивнул.

— С тобой это того стоит.

И без того раскрасневшиеся щеки Абеллы покраснели еще сильнее, и она высвободила руки. Она опустила их по бокам от него. Тентил напрягся, когда ее ногти задели рану от энергетического клинка и послали новый разряд боли по его груди.

Она отстранилась.

— Ты ранен!

Он наклонился в сторону и отвел руку назад, чтобы посмотреть на повреждения. Обожженная рана на ребрах была отчетливо видна сквозь разорванную рубашку. Наклонившись, он надавил пальцами на плоть над раной и туго стянул ее. Он зашипел сквозь зубы от новой боли.

— Это сейчас не важно — сказал он.

— Сейчас это важно, — она взяла его за руку и повела в ванную. — Снимай рубашку.

Он не оказывал сопротивления. Когда многие из прежних отвлекающих факторов исчезли, осознание Тентилом травмы и боли, которую она ему причиняла, только усилилось. Он отступил на шаг, расстегнул рубашку, стянул ее с плеч и позволил упасть на пол. Даже небольшое скручивание, которое пришлось сделать, чтобы освободиться от одежды, вызвало еще одну вспышку боли.

Абелла молча наблюдала, ее взгляд скользил по его телу, и голод зажегся в глазах, прежде чем они остановились на его ране. Одного взгляда на жар в ее глазах было почти достаточно, чтобы заставить его забыть о боли. Он еще и близко не был сыт ею.