И снова миссис Холт принялась играть с брошью.
– Я в это не вдавалась.
– Должна заметить, я поражена тем, что вы могли счесть таких женщин подходящими для службы в моем доме! Вы ничего не узнали о них, об их характерах. Вам не пришло в голову, что они могут быть нечисты на руку? Мейбл ужасно воспитана. Убежала и оставила поднос с едой портиться у меня в комнате. А какие выражения она использует, не может даже толком сделать реверанс – я не могу рисковать, вдруг дитя начнет подражать подобному поведению!
– Мне остается только принести свои извинения. Я поговорю с ней, мадам. Девушки не обучены прислуживать господам. Да и я, боюсь, была с ними слишком мягкой. – Она глубоко вздохнула. – Но я нахожу, что с общей уборкой и стряпней они справляются вполне удовлетворительно.
– Хотелось бы мне с вами согласиться. В бордовом коридоре столько пыли – просто на удивление! Мало того, я даже обнаружила на лестнице
Миссис Холт резко вскинула голову.
– Детская?
– Да. Это единственная комната, о которой, слава богу, можно не беспокоиться. Она полностью готова для моего ребенка.
Миссис Холт смотрела на нее с подозрением.
– Тут, как мне кажется, какое-то недоразумение. Девушки редко заглядывают в детскую.
– Ошибаетесь, миссис Холт. Они даже стерли пыль с лошадки-качалки и накрыли кукольный стол к чаю.
– Боже правый, – миссис Холт покачала головой. – Я и знать ничего не знала. Хелен все повторяла, что боится той комнаты. Вся мебель в ней была покрыта чехлами от пыли.
– Но не сегодня. Идемте, я вам покажу. – Элси встала.
Миссис Холт тоже поднялась, придерживая звякающие ключи на поясе.
– Я и сама туда почти никогда не захожу, – призналась она. – А ведь «людская» лестница ведет почти прямо туда. Вы не против?
– Нисколько. Мне ничуть не трудно подняться по лестнице для слуг.
Элси расхрабрилась, но ей пришлось пожалеть о своем решении. На лестнице не оказалось места для ее кринолина. Он смялся и обвис тяжелым хвостом, который приходилось подтягивать со ступени на ступень.
Наконец они добрались до лестничной площадки, мимо которой днем Элси проходила с Сарой. Следом за экономкой Элси подошла к двери. Ее вновь охватило неприятное чувство, напряжение, не позволявшее ей двигаться.
Побряцав ключами на поясе, миссис Холт, сунула один в замочную скважину. Замок щелкнул.
– Но здесь было не заперто, когда… – Этого не может быть. Этого просто не может быть.
От солнечной, до мелочей отделанной комнаты не осталось и следа. Окна были занавешены обтрепанными тряпками, пропускающими лишь немного света. Не было кукол. Не было ковчега. Осталось несколько ящиков для игрушек, но все они были покрыты толстым слоем вековой пыли. Огромные белые полотнища, такие же как в мансарде, приподнимались в тех местах, где прежде стояли лошадка и колыбель. Каминная решетка была съедена ржавчиной, как и кроватка.
Миссис Холт безмолвствовала.
– Я… это совсем не… – у Элси было множество слов, готовых сорваться с языка, но она никак не могла произнести ни одно из них. Как это могло произойти? Склонившись над колыбелью, она приподняла холст. – Вот здесь, на этом самом месте, стояла чудеснейшая…
Она ахнула. Материя соскользнула на пол, и по комнате разнесся гнилостный камфарный запах. Остов колыбели был на месте, но нежные драпировки выцвели и были изъедены молью.
– Не кажется мне, что девушки здесь много трудились, – осторожно подбирая слова, сказала миссис Холт. – Печальное это место. С тех пор, как малюток не стало, его открывают только раз в несколько месяцев, чтобы проветрить.
Элси ошеломленно глядела на нее. Та детская была, она была великолепна. Нельзя представить себе то, что она видела. Сара тоже была здесь – она даже качнула лошадку.
– Что… что вы сказали? Малютки?
Миссис Холт всколыхнулась, при этом связка ключей зазвенела.
– Да, Господи помилуй их.
– Чьи малютки?
– Чьи же – хозяина и хозяйки. Родителей мастера Руперта. Он был третьим ребенком – по крайней мере, так говорили.
Элси прислонилась к колыбели. Та заскрипела.
– Вы знали родителей Руперта? До того, как они умерли?
– Знавала, мадам, знавала, – экономка печально понурилась и будто мгновенно постарела. – Я служила у них в Лондоне. Совсем девчонкой я тогда была. Видела, как появился на свет мастер Руперт.
Севшим от волнения голосом она продолжала.
– Он… он был у них первым из младенцев, кто родился не в Бридже. А другие-то умерли, как они говорили, еще до переезда. Да ведь оттого-то они и перебрались в Лондон, – миссис Холт отвернулась. – Представьте, каково это, жить в доме, где потерял родное дитя.
– Другие дети