Безмолвные компаньоны

Но она! Увидев, как королева, легкая, миниатюрная, соскакивает с лошади, я чуть было не лишилась чувств. Она была обворожительна, умна и заразительно весела: целый день смеялась, пела и говорила без умолку. Черные ее волосы блестели, как полированный агат, карие глаза сияли. Лиззи зовет королеву папистской ведьмой, и, возможно, отчасти это правда, потому что она буквально околдовывает собеседника.

Пиршественные столы мы установили в Большом холле. На золотых блюдах были разложены перепелиные яйца, лососина, петушьи гребешки, сладкий картофель, финики. Все это было превосходно украшено травами Гетты. Я и не представляла до сих пор, как усердно трудилась для этого моя дочь.

С того вечера, когда Джосайя запретил ей участвовать в представлении на маскараде, Гетта была очень серьезна, послушна и вела себя безукоризненно. На пиру она с любопытством наблюдала за тем, как едят и болтают придворные. Я ожидала, что она станет хихикать, трогать тугие завитки на дамских прическах, но нет. Девочка только наклоняла головку к плечу, как воробышек, и смотрела. Хотела бы я проникнуть в ее мысли! Почему я, подобно Создателю, не могу читать в сердце у девочки, которую произвела на свет? Почему могу слышать Джосайю, а ее нет?

Застолье, кажется, не радовало Гетту – правда, еда редко бывает для нее источником удовольствия, с ее-то крохотным язычком. Однако, когда пришла Лиззи, чтобы отвести ее спать, на лице девочки появилось очень необычное выражение. Она уходила с улыбкой на устах – но какой улыбкой! От нее веяло ледяным холодом, а не обычным солнечным светом.

Тогда меня это не слишком взволновало, да и некогда было думать о Гетте, уходящей наверх. Воплощенное бессердечие, я слишком наслаждалась праздником, чтобы обратить на это внимание. Но сейчас мысль об этом пугает меня: безмолвная девочка сидит с ручным воробьем на коленях и слушает музыку и взрывы хохота, доносящиеся до нее снизу. Бедное дитя. Это не ее нужно было бросать в одиночестве, как прокаженную, а меня.

Мне хотелось лишь одного: родить дочь, чтобы она была при мне, – компаньонку, чтобы заполнить пустоту, оставшуюся после ухода моей сестры Мэри. Я так жаждала этого, что и не задумывалась о том, какой ценой готова заполучить желаемое. Это я сожгла себе кончики пальцев, занимаясь ведовством – я составила зелье и вообразила себя всемогущим Богом. Почему же из-за моей алчности должна страдать Гетта?

Гетта не увидела ни выступления плясунов в красочных костюмах, ни акробатов, которые ходили по канатам прямо над Большим холлом. Она не видела, как в небо взлетали фейерверки и пышными цветами распускались над парком. Она не радовалась, глядя, как ахают и вскрикивают гости, натыкаясь то тут, то там на наших бессловесных компаньонов. Но может быть, и к лучшему, что она пропустила маскарад и представление.

Пока не началось представление, я и сама не понимала, как сильно изменился дом, превратившись в языческую рощу, полную нимф и сатиров. В экипаже из морских раковин я выехала на сцену в Большом холле и танцевала свой танец, а на шее у меня переливались и играли бриллианты. Вокруг танцевали русалки в полупрозрачных воздушных нарядах, пели песню сирены. С галереи сыпались цветочные лепестки. В воздухе плыл густой аромат флердоранжевой эссенции. Что бы подумала моя строгая Лиззи, если бы увидела все это, не говоря уж о пуританах Фейфорда!

Возможно, что это и в самом деле безнравственно и порочно – этот двор с его неуемной роскошью. Но… о, до чего же все это упоительно, как пьянит! И теперь, когда я все это видела своими глазами, не знаю, как смогу обойтись без этого.

Я так долго пишу, что глаза налились свинцом. Всякий раз, погружаясь в дремоту, я вижу комическую интерлюдию: злые волшебники и их прихвостни выскакивают из страшной огненной пещеры. Ужасные существа: уродливые коротышки с непомерно большими головами. В оранжевом дыму раздаются смешки. Если уснуть с такой картиной перед глазами, то кошмары будут мучить всю ночь.

Меня, вынуждена признаться, поразили уродцы королевы. Я не видывала таких раньше – существа выглядят неестественно и отчасти непристойно. Я бы сказала, что такие не должны существовать, не имеют права на жизнь, но вспоминаю Гетту и со стыдом умолкаю. Ибо люди считают, что мою дочь лишил языка тот же самый дьявол, что изувечил этих уродцев.

Как можно сравнивать мою Гетту с этими отвратительными тварями? Они безобразны, непропорциональны и внушают омерзение. Особенно один из них. Он даже не надевал маски, но выскакивал во время танцев, со зловещей ухмылкой на богомерзкой красной роже, кривляясь и корчась, как многоногое насекомое, пугая моих гостей. Едва прикрыв глаза, я так и вижу его: он быстро, суетливо шныряет между танцующими, и клубы дыма поглощают его короткое тельце.