Безмолвные тени Раминара (СИ)

После этих слов я себя прям супер-хакером начинаю ощущать. Даже гордость почувствовала. Знай наших! С другой стороны, получается, что я сама виновата в том, что меня выдворили на более безопасную Землю?

— Ясно, — забираюсь с ногами на кушетку, устраиваясь удобнее. — Тогда расскажи, как вы с папой познакомились. И жили. И почему у нас с братом разница в возрасте такая колоссальная, а то Ден, то есть Дейв, как-то ловко обошёл этот вопрос, когда вводил меня в курс происходящего.

— Ну как… — сапфировые глаза расширяются, рука нервно поправляет волосы. Набрав в грудь воздух, мама медленно выдыхает: — Ты именно сейчас хочешь это узнать? — спрашивает с робкой надеждой, что я передумаю.

— А что? — привычно не сдаюсь я. — Время у нас, похоже, есть… Ой! — вдруг вспоминаю о насущных потребностях организма. — Мам, я есть хочу. И туалет было бы неплохо найти. Тут с этим как?

— Очень просто.

Лёгким движением родительница отталкивается от сиденья и встает, протягивая мне руку, чтобы помочь. Через десять минут я уже в курсе многогранного технического оснащения каюты. Бог мой! Никогда бы не подумала, что столь лаконично оформленное пространство может быть настолько функциональным. Просто всё, что необходимо, изначально убрано с глаз подальше. Нужно всего лишь знать, где и что спрятано. Ну и как его оттуда достать, естественно.

А дальше мы тихо и мирно завтракаем. Вернее, сначала я развлекаюсь, со смехом обучаясь процедуре извлечения из стола желаемого набора продуктов, и только потом получаю возможность продолжить допрос, совмещая его с поеданием добытого.

Вывести скрытную личность на откровенный разговор мне всё же удаётся. И теперь, слушая рассказ, я наблюдаю за меняющимся выражением лица и интонацией. Иногда мама становится грустной, иногда вполне спокойной и даже весёлой, но никакого страха, принуждения или внутреннего сопротивления я в ней не чувствую. Отца она действительно любит и, как и я, не видит в нём того, кто сидит внутри. А вот жизнь у неё была настолько насыщена событиями, совпадениями, неожиданными поворотами, что я слушаю, буквально открыв рот, и только диву даюсь. Всё, что ей пришлось пережить, кажется мне совершенно невероятным, невообразимым приключением! К тому же прояснилось наконец, почему отец так спокойно развлекался на стороне с матерью Яна. Оказывается, мама почти пятнадцать лет была в коме. Да ещё и не простой, а заставившей её существовать в другом мире — многомерности, где живут те самые тени, о которых я так много узнала из воспоминаний Эдера… Дико. Об этом целую книгу можно написать! Жаль, что литературного таланта у меня нет.

Зато есть невероятная способность принимать подобное как интересный факт и на этом прекращать моральные страдания. Короче, психическая устойчивость у меня, что называется, ошеломительная! Может, это потому, что я всегда интуитивно чувствовала окружающую ненормальность, а теперь мозг успокаивается? И, кажется, даже радуется подобному состоянию реальности. Подумаешь, один мир потеряла! Другой же нашла! И эта замена мне даже нравится.

Вот только мама об этом не знает, поэтому замечаю, как во время рассказа присматривается к моей реакции, наверняка опасаясь нервного срыва. Ну и зря. Честно говоря, после последнего сеанса физического взаимодействия с Яном, мне уже ничего не страшно. О чём я и рассказываю, когда приходит моя очередь откровенничать. Ну и добиваюсь эффекта расширяющихся глаз, вздохов, ахов и прочих прелестей, которые случаются с родителями, когда они понимают наконец, что ребёнок вырос и жизнь у него отнюдь не такая безоблачная, как им бы хотелось.

— Ты должна об этом рассказать отцу, — резюмируются ощущения взволнованной родительницы. — Безобразие! Ты же маленькая совсем! Как он мог так с тобой поступить?!

Это она бессовестного, развратного типа имеет в виду.

О! Ну, конечно — родительский эгоизм во всей красе! При том, что мне уже двадцать три, а мама моего брата родила в собственные двадцать. И при этом всё равно я — маленькая!

— Уверена, папа и без моего участия всё, что нужно, выяснит. И Ден ему в этом поможет. И Эдер, — отмахиваюсь, меняя положение тела, потому что подогнутая под… гм, мягкое место, нога успешно затекла. Мы уже давно переместились из-за стола на кровать, удобно устроившись по разным углам, прихватив с собой в небольшой коробочке маленькие конфетки, и теперь сидим, благополучно заедая ими получаемый стресс. А не поэтому ли мне так хорошо и комфортно? И дело не только во мне, но и в самой обстановке? В том, что я не одна такая пострадавшая?

— Ну… может, и выяснит, — получаю задумчиво-неопределённое согласие и, словно отбросив в сторону плохие мысли, мама с искорками интереса в глазах возвращается взглядом ко мне. — А чем ты теперь собираешься заниматься?

— В смысле? — не совсем понимаю смысла вопроса. — Сегодня?

— И сегодня. И вообще, — уточняется с коротким смешком.

Вот знала бы я ещё!

— А чем тут можно заниматься? — фыркаю. — Я пока не в курсе. Да и дальнейшие мои планы, уверена, напрямую зависят от того, какое решение примет отец. Ведь так?