Безмолвные узницы

Сегодня он в очередной раз вернулся с автовокзала без мамы. С тех пор как эта предательница уехала в Сан-Паулу, обещая, что вернется, его бабушка заставляла его ждать ее каждый день. Втиснувшись на пластиковую скамейку, он смотрит, как люди приезжают и уезжают на автобусах, путешествуют по этой неизвестной Бразилии. Ему всего восемь, но он ходит один. В лице каждой женщины он выискивает образ, запомнившийся ему благодаря одной-единственной фотографии: мама, смуглокожая, темноволосая, с яркими зелеными глазами и тонкими чувственными губами. Есть родинка на подбородке. Именно на подбородок он всегда смотрит первым делом. И каждый раз злится, не увидев родинку. Он знает, что будет дальше. С помощью веревок однорукая бабушка подвесит его к крюку для гамака, закрепленному на стене подвала. В довершение всего наденет ему на голову эту коробку, чтобы он подумал. Компанию ему составляют птахи в других ящиках, его соратники по наказанию и истязанию. Он часами висит там, словно умеет летать. Мало-помалу бунт нарастает. Он ненавидит свою мать и даже представляет ее мертвой, всегда по-разному. Он знает, что бабушка не виновата – бедная старушка любит его, она – единственный человек, который у него есть на свете. Устав кричать, он вместе с птичками насвистывает грустную песенку, и только когда мелодия выходит идеальной, бабушка вызволяет его из коробки.

Я не достаю ногами до земли, снова думает он. На этот раз он почему-то не может свистеть. Он сжимает губы, заставляя напрячься, какие-то ноты вырываются, но звучат фальшиво, что вгоняет его в еще большее отчаяние. Кожа на запястьях лопается, легкие просят воздуха, и после того, как он слишком сильно попытался свистнуть, чувствует привкус крови во рту. Он не имеет представления, когда его клюют в первый раз. Ни во второй, ни в третий раз. Словно все снегири одновременно нападают на него, нанося удары по его телу, особенно по вздымающейся груди и бедрам. Он воет от боли, но бабушка не приходит. Снегири продолжают яриться, раздраженные несовершенством его свиста. Кончики клювов острые, и плоть им не слишком сопротивляется: они пробивают кожу, вгрызаются в живую плоть, птицы начинают поедать его, повисшего с коробкой на голове.

Брандао просыпается, задыхаясь, свернувшись калачиком на мокрой от пота простыне. Его лихорадит. Он проводит жесткими ладонями по рукам и ногам, убеждаясь, что это был просто плохой сон. Полусидя и оправившись от испуга, он поворачивает голову и смотрит на себя в зеркало: ребенок теперь мужчина. Мужчина в лохмотьях.

За окном садится солнце. Ошеломленный, он встает и трет глаза. Не приняв душ и не перекусив, быстро одевается и берет «Корсу». Он мчится, не глядя на дорожные знаки, ему сигналят, его оскорбляют, он едва не разбивает машину, но мир снаружи – это нечто другое, это не имеет значения. Он тормозит только при подъезде к автовокзалу Тиете. Выходит из машины нетвердыми шагами, словно пьяный, несмотря на то, что ничего не пил.

На информационном табло указано, что с севера только что прибыл автобус. Он бежит к нужной стойке и скрещивает руки, смахивает пот с лица, изучает спускающихся женщин. Ждет десять, двадцать минут. Люди встречают своих родственников, автобус уезжает и прибывает другой, на этот раз с юга. Где Жанета?

– Жанета-а-а! – кричит он. Прохожие с чемоданами странно смотрят на него. На что они уставились? Он разворачивается и мчится между автобусными парковками, выкрикивая имя жены. Стучит по стойкам, распихивает темнокожих женщин и в ярости пинает мусорные баки. Где она? Подходит охранник, удерживает его за руку и что-то говорит. Прежде чем он заканчивает фразу, Брандао бьет парня кулаком и снова бежит. Его преследуют другие охранники, поэтому ему приходится пробираться сквозь толпу людей, идущих к станции метро, а затем свернуться калачиком рядом с грязным оранжевым мусорным баком.

Там он прислоняется к стене, и пока перед его глазами торопливо проносятся чужие ноги, туманные фантазии начинают растворяться, и в мыслях проносятся реальные факты. Что он натворил? Он видит, как волосы Жанеты превращаются в огонь, слышит крики, издаваемые ее пылающим телом, и вспоминает смутное удовлетворение: ее руки пожирает жар, пока они не становятся черными, как уголь. Как он мог поступить так глупо? Он потерял над собой контроль.