– Я понимаю, – спокойно произнесла она. – Вам не нужно извиняться, Корриден. Я понимаю ваш гнев и вашу скорбь. – Она взглянула на Рэтбоуна. – Сэр Оливер, я думаю, доктор Уэйд прав. Вы обяжете меня, если сделаете все возможное для поиска свидетельств и показаний, подтверждающих помрачнение рассудка у Риса. Симптомы, вероятно, проявлялись ранее, но мы их не поняли. Прошу вас, обратитесь к самым лучшим медикам. Меня уведомили, что я располагаю средствами на любые подобные расходы. Мне… – Она рассмеялась отрывистым горьким смехом. – Мне кажется абсурдным использовать оставленные нам Лейтоном деньги на защиту убившего его сына. Что это, если не безумие? И все же приходится! Прошу вас, сэр Оливер…
– Сделаю все, что смогу, – пообещал Рэтбоун. – Но я не имею права выходить за рамки доказуемой истины. Полагаю, теперь доктор Уэйд навестит своего пациента, а мне хотелось бы откланяться и обдумать свои дальнейшие шаги.
– Конечно, – быстро согласился Уэйд и повернулся к Эстер. – Теперь вы, мисс Лэттерли. Вы проявили необходимую силу духа и выдержку во всем этом деле. Вы неустанно трудились на благо Риса. Никто не смог бы сделать большего; на самом деле, сомневаюсь, что у кого-то получилось бы сделать столько же. Сегодня я останусь с Рисом на ночь. Прошу вас, позвольте себе небольшой отдых, найдите возможность развлечься. Уверяю вас, мы с миссис Дафф здесь справимся.
– Спасибо, – смутилась Эстер. Она слегка сомневалась, можно ли ей оставить Риса. Уэйд явно мог позаботиться о Сильвестре не хуже ее. И ей очень хотелось отправиться с Рэтбоуном к Монку, убедить сыщика участвовать в расследовании. Она верила в способность сэра Оливера убеждать и все же хотела присутствовать при их встрече и, может быть, каким-то доводом или эмоциональным воздействием помочь уговорам. – Большое спасибо. Вы очень заботливы.
Она посмотрела на Сильвестру – просто чтобы быть уверенной, что та согласна.
– Пожалуйста… – Миссис Дафф кивнула.
Говорить больше было не о чем. Эстер пожелала им доброй ночи, повернулась, и они с Рэтбоуном вышли.
– Что? – недоверчиво переспросил Монк, стоя посреди комнаты лицом к Эстер и Рэтбоуну. Уже наступил поздний вечер, огонь в камине почти потух, а на улице лил дождь. С верхней одежды гостей на ковер капала вода, хотя с Эбери-стрит они ехали в кэбе.
– Расследовать дело в поисках любых обстоятельств, способных облегчить вину Риса Даффа, – повторил Рэтбоун.
– Но почему, скажите, ради бога? – вопросил Уильям, глядя только на Рэтбоуна и избегая глаз Эстер. – Разве не достаточно ясно, что произошло?
– Нет, недостаточно, – терпеливо произнес Оливер. – Я взялся защищать его – и не могу начать, пока не узнаю всю правду до конца…
– У вас все равно не получится, – перебил его Монк. – Из всех человеческих поступков этот – самый непростительный! Единственный способ избавить Даффа от петли – доказать, что он сумасшедший. Что может оказаться правдой.
– Это неправда, – возразил Рэтбоун, с трудом сохраняя спокойствие.
Эстер видела это по желвакам на щеках и по его позе. И говорил он слишком учтиво.
– В правовом смысле он совершенно нормален и явно не страдает галлюцинациями. Если вы отказываетесь взяться за дело на том основании, что оно приводит вас в ужас и вызывает омерзение, так и скажите. Я буду вынужден принять это к сведению. – Рэтбоун тоже не смотрел на мисс Лэттерли. Он злился и почти провоцировал Монка на ответ, который ему не хотелось услышать.
Уильям уловил язвительность в его голосе, повернулся и посмотрел на Эстер.
– Думаю, это ты ему подсказала?
– Я попросила его защищать Риса, – ответила она.
Готовность одного и нежелание другого повисли в воздухе мечом, отделяющим их друг от друга.
Эстер было что сказать. Ей хотелось извиниться перед Рэтбоуном. Она уговорила его взяться за безнадежное дело. Убедила взглянуть на Риса, почувствовать ее жалость и потребность защитить его. Себя она считала виноватой за это и восхищалась Рэтбоуном, который пренебрег собственной репутацией и угрозой провала.
Как ей хотелось, чтобы Монк почувствовал то же сострадание и согласился – не ради нее, а ради Риса!.. нет, не совсем так. Ей хотелось, чтобы он согласился и ради нее тоже, как Рэтбоун. И ей стало бы стыдно, что он так сделал.
Но все, что имело значение, – это Рис. Его жизнь.
– Ты разузнал об изнасилованиях, – сказала она Монку. – Теперь мог бы узнать о самом Рисе и его отце. Уточнить, знал ли Лейтон Дафф про дела сына, пошел ли за ним, чтобы попробовать остановить.
– Это вряд ли вам поможет, – с горечью заметил Уильям. – Представления не имею, чем вообще здесь можно помочь.
– Ну попробуй! – вдруг закричала на него Эстер. В ней вскипели гнев, боль, злость на собственную беспомощность. – Я не верю, что Рис злодей или безумец. Должно быть что-то еще… какое-то горе, какие-то терзания… я не знаю… что-то должно быть! Поищи это!
– Ты проиграла, Эстер, – с внезапной мягкостью в голосе сказал Монк. – Хватит сражаться. Это никому не принесет добра.