Безмолвный мир Николаса Квина

Морс проворчал, что не стоило, мол, тратить столько бумаги на такую ерунду, и продолжал свои беспорядочные поиски в правом верхнем ящике письменного стола Квина, в результате чего вскоре стало в полной мере ясно, что он едва ли совершит большое открытие: там лежали разнообразные скрепки, клейкая лента, четыре капиллярных ручки с чёрной пастой, линейка, ножницы, две поздравительные открытки (на одной из которых было написано: «Моника, любовь моя» — ну-ну!), упаковка простых карандашей, точилка, несколько писем из университетской бухгалтерии относительно перехода на новую схему начисления пенсий по старости и послание из Центра слабослышащих, уведомляющее, что курсы чтения по губам переведены из Окспенса в Хедингтонское техническое училище. После бессистемных поисков Морс повернулся к книгам, что стояли у него за спиной. Начал он с полки на букву «М», выбрав «Собрание стихотворений» Марвелла[7], и, словно кто-то совсем недавно изучал эту страницу, книга сама раскрылась на стихотворении «К стыдливой возлюбленной». Морс перечитал строки, которые составляли часть его интеллектуального багажа на протяжении большего количества лет, чем ему хотелось бы:

В могиле не опасен суд молвы,
Но там не обнимаются, увы[8].

Да, Квин лежит сейчас в полицейском морге — Квин, который, подобно всякому смертному, надеялся и мечтал… Морс захлопнул том, поставил его на полку и в более философском расположении духа перешёл ко второму ящику письменного стола.

Они трудились три четверти часа. Льюис постепенно терял энтузиазм.

— Вам не кажется, что мы зря тратим время, сэр?

— Тебя что, жажда замучила?

— Просто я не знаю, что именно надо искать, вот и всё.

Морс промолчал. Он тоже не знал.

К семи часам Льюис просмотрел содержимое двух шкафов из трёх стоявших в кабинете и теперь вставил ключ в последний, извлёк оттуда охапку толстых папок и вновь принялся за дело. В первой папке лежали машинописные копии писем за последние два года, все помеченные инициалами «Д. Б. / М. Р.», и ответы различных членов комиссии синдиката по английскому языку, все начинающиеся обращением «Дорогой Джордж».

— Сэр, должно быть, это тот, кому принадлежал кабинет до Квина.

Морс сухо кивнул и возобновил изучение чёрного ежедневника, единственного предмета, который вызвал у него маломальский интерес. Однако Квина, очевидно, не волновала слава Ивлина и Пеписа[9], поэтому в его дневнике не было почти ничего, кроме дат и времени предполагаемых встреч. «День рождения» (запись значилась под 23 октября), «отдать Дональду 1 фунт» — вот то немногое, что имело хоть какое-то отношение к биографии Квина. Не придумав ничего лучшего, Морс стал бесцельно подсчитывать количество встреч. За двенадцать недель их набралось около десяти, в основном по поводу составления экзаменационных материалов. Неплохой темп. И две-три встречи по другим поводам: одна с членами комиссии по английскому языку (состоялась 30 сентября) и одна — двухдневные консультации с МПА — что бы это значило? — четвёртого и пятого ноября.

— Льюис, что такое МПА?

— Не знаю, сэр.

— Подумай.

— Медико-психиатрическая ассоциация.

Морс улыбнулся и захлопнул ежедневник.

— Ты закончил?

— Осталось две полки.

— Думаешь, надо?

— Сэр, я быстро управлюсь.

— Ладно.

Морс откинулся на спинку кресла, заложив руки за голову, и в очередной раз обвёл взглядом комнату. Возможно, это не слишком запоминающееся начало следствия, но ведь это только начало. Он решил позвонить в управление. Похоже, что для звонков в город использовался серый аппарат, поэтому Морс придвинул его поближе. Но, только сняв трубку, он тут же положил её на место. Под оранжевой книжкой с кодами междугородней связи он увидел письмо, которое раньше не замечал. Оно было написано на официальном бланке школы имени Фредерика Делиуса[10] в Бредфорде и было датировано понедельником семнадцатого ноября.