Безмолвный пациент

– Да. И, к сожалению, довольно хорошо. – Он вручил мне небольшую чашку с кофе. – Мы с Алисией действительно были близки. Очень. Наше знакомство состоялось много лет назад, задолго до того, как она встретила Габриэля.

– Надо же!

– Мы вместе учились в художественном училище. А по окончании вместе начали работать.

– То есть вы создавали совместные полотна?

– Не совсем, – рассмеялся Жан-Феликс. – Мы расписывали стены зданий.

– Вот оно что. – Я с улыбкой кивнул.

– Как выяснилось, расписывать стены у меня получалось лучше, чем рисовать картины. Художника из меня не вышло, зато Алисия вскоре начала делать грандиозные успехи. И с появлением галереи я, естественно, стал выставлять ее работы. Все произошло само собой.

– Понятно. А Габриэль?

– А что Габриэль?

Жан-Феликс сразу напрягся. Сработала защитная реакция. Ага, значит, тут наверняка кроется что-то важное…

– Ну я хотел бы уяснить для себя, как Габриэль вписался в ваш сплоченный дуэт. Полагаю, вы хорошо его знали?

– Не особенно.

– Нет?

– Нет. – Жан-Феликс поколебался секунду. – Габриэль не рвался со мной дружить. Он был… довольно эгоцентричен.

– Похоже, он вам не нравился.

– Верно. Думаю, я ему тоже. Даже уверен.

– Почему вы так уверены?

– Понятия не имею.

– Вероятно, Габриэль ревновал?

Жан-Феликс не спеша отпил глоток кофе.

– Да, скорее всего.

– И, наверное, видел в вас соперника? – не унимался я.

– По-моему, вы уже и так все знаете.

Я понял намек и сменил тему:

– Смею предположить, вы виделись с Алисией незадолго до гибели Габриэля, верно?

– Да. Я ездил к ней домой.

– Не могли бы вы чуть подробнее рассказать о той встрече?

– Приближалось открытие выставки, а Алисия не успевала закончить работу. И очень нервничала, что логично.

– На тот момент вы еще не видели картины, предназначенные для выставки?

– Нет. Алисия все никак не могла выделить день, чтобы показать их. И поэтому я решил приехать сам. Сначала заглянул в мастерскую в дальнем конце сада, но Алисии там не оказалось…

– Интересно.

– Я обнаружил ее в доме.

– Простите, как вы туда вошли?

Мой вопрос застал Жан-Феликса врасплох. Он быстро прикидывал в уме, что ответить.

– Ах да! Сейчас объясню. В дальнем конце сада есть калитка, которая ведет на улицу. Алисия ее очень редко запирала. А из сада я через черный ход вошел в дом, на кухню. Дверь черного хода тоже всегда незаперта… Знаете, вы больше похожи на детектива, чем на психиатра.

– Я психотерапевт, – мягко поправил я.

– А есть разница?

– Я всего лишь пытаюсь лучше понять душевное состояние Алисии. Что вы можете сказать о ее настроении в тот день?

– Она вела себя как обычно. – Жан-Феликс пожал плечами. – Ну, может, немного волновалась из-за выставки.

– И всё?

– Ее внешность и поведение никак не указывали на то, что через несколько дней она застрелит мужа, если я правильно понял ваш вопрос. – Жан-Феликс допил кофе, и тут ему в голову явно пришла неожиданная мысль: – Хотите взглянуть на некоторые из ее картин? Пойдемте! – Он быстро направился к двери, не дожидаясь меня, и взмахом руки пригласил за собой.

20

Я последовал за Жан-Феликсом в основное хранилище. Он подошел к огромному стеллажу, извлек оттуда одну за другой три завернутые в покрывала картины и закрепил на рельсе, оборудованном специальными крюками. Затем осторожно убрал с каждого холста защитную ткань.

– Вуаля! – И отступил в сторону, гордо представляя мне первую из картин.

Я увидел изображение, выполненное с типичной для Алисии фотографической реалистичностью. На холсте с точностью до мельчайших деталей была запечатлена авария, в которой погибла ее мать. Тело женщины безвольно лежит на руле. Она вся в крови. Не возникает сомнений: женщина мертва. Ее душа в виде большой птицы с желтым оперением, отделившись от тела, устремляется ввысь, к небесам.

– Ну разве не шедевр? – тихо произнес Жан-Феликс, глядя на картину. – Потрясающие цвета: желтый, красный, зеленый… Я прямо тону в этой радуге. Здесь столько радости…

Я бы не выбрал слово «радость». Возможно, «тревога»? Я не был уверен в своих чувствах относительно этой картины.

Мы перешли ко второй работе: Иисус на кресте, если я верно интерпретировал увиденное.

– Это Габриэль. Невероятное сходство, – прокомментировал Жан-Феликс.

На холсте и вправду оказался портрет Габриэля, которого Алисия изобразила в виде распятого на кресте Христа: из ран текут алые струйки, на голове терновый венец. Глаза не были опущены. Наоборот, они смотрели прямо на зрителя – немигающие, полные муки и безмолвного упрека. Они прожигали насквозь. Я подошел чуть ближе. Меня заинтересовал необычный предмет, привязанный к торсу Габриэля, – винтовка.

– Из этого оружия его и убили? – спросил я.

– Да. – Жан-Феликс кивнул. – По-моему, винтовка принадлежала Габриэлю.

– Алисия написала картину до убийства, верно?

– Примерно за месяц до трагедии. Пытаетесь определить, что творилось у нее в голове? – проговорил Жан-Феликс, показывая мне третью картину.

Третий холст был больше остальных.

– Эта – вообще нечто невероятное. Отступите немного назад, чтобы лучше видеть, – посоветовал он.