Безмолвный пациент

Алисия осмотрелась. Ее мольберт с чистым холстом уже был распакован и стоял у окна – в самой светлой части помещения. На столе лежала открытая коробка с масляными красками. Видя, как Алисия шагнула к столу, Юрий обнадеживающе подмигнул мне. Он очень обрадовался идее с мастерской, и я испытывал большую благодарность за его поддержку. Юрий оказался незаменимым помощником и всеобщим любимцем (по крайней мере, пациентов).

– Удачи, дальше уж вы сами, – шепнул он мне и ушел.

Дверь захлопнулась довольно громко. Впрочем, Алисия с головой погрузилась в свой мир: склонившись над столом, она с нежной улыбкой перебирала в коробке тюбики с красками. Взяла колонковые кисти и осторожно провела по ним кончиками пальцев, словно держала в руках хрупкие цветы. Затем открыла три тюбика – прусскую лазурь, индийский желтый, красный кадмий – и, выстроив в аккуратный ряд, повернулась к чистому холсту на мольберте. Она задумчиво смотрела на него. И простояла так довольно долго. Казалось, она впала в транс, замечталась, мысленно унеслась в недоступную мне даль, сбежала, находилась явно за пределами этой маленькой комнатки. А потом внезапно пришла в себя и повернулась к столу. Выдавила на палитру немного белой краски, добавила туда немного красной. Цвета приходилось смешивать кистью, так как ее мастихин, по понятным причинам, тут же конфисковала Стефани.

Алисия поднесла кисть к холсту и сделала мазок. Одинокая красная линия на белом холсте. Алисия оценивающе вглядывалась в нее, а потом нанесла рядом еще мазок. И еще. Вскоре она уже рисовала без остановки совершенно свободными движениями. То, что происходило между Алисией и холстом, было похоже на танец. Находясь там, я наблюдал за формами, которые она создавала, и молчал, едва осмеливаясь дышать. Я понимал, что мне посчастливилось увидеть очень личный момент, – так дикое животное дает жизнь детенышу. И хотя Алисия знала, что я нахожусь в кабинете, ей это, как мне показалось, не мешало. Пару раз она, словно невзначай, смотрела в мою сторону, и я ловил на себе ее быстрый изучающий взгляд.

* * *

Через нескольких дней изображение на холсте стало обретать понятные очертания. Поначалу грубые и схематичные, они становились все более точными – и на холсте проступил фотореалистичный, чистый блеск.

Алисия изобразила здание из красного кирпича, в котором угадывался Гроув. Клиника была целиком объята пламенем, однако двоим людям удалось спастись: на пожарной лестнице находились мужчина и женщина. В женщине с огненно-рыжими волосами (того же оттенка, что и пламя) я узнал Алисию, а в мужчине – себя. Я нес Алисию в полыхающем здании на руках, а языки пламени лизали мои колени. Честно говоря, для меня осталось загадкой, какое действие запечатлено на картине: спасал я Алисию или, наоборот, собирался бросить в огонь.

29

– Какая нелепость! Я езжу сюда не первый год, и мне впервые заявляют, что нужно сначала позвонить. Я очень занятой человек и не могу торчать тут целый день!

У стойки регистрации стояла американка и громко высказывала Стефани Кларк свое недовольство. Я узнал в ней Барби Хеллман, журналистку, которая в газетах и по телевидению освещала убийство Габриэля. Кроме того, живя в Хэмпстеде по соседству от Беренсонов, она первой услышала звук выстрелов роковой ночью и позвонила в полицию. Барби представляла собой классическую калифорнийскую блондинку лет шестидесяти пяти (а может, и больше). От нее за километр разило духами «Шанель № 5», а в чертах лица ощущалась неустанная работа пластических хирургов. Имя ей очень шло – эта женщина действительно напоминала вечно удивленную куклу Барби. Чувствовалось, что она привыкла всегда добиваться желаемого. И, конечно, новость, что о визитах в Гроув следует предварительно договариваться по телефону, жутко ее возмутила.

– Пригласите сюда управляющего! – громко потребовала Барби, дополнив свои слова пафосным жестом, будто находилась в ресторане, а не в психиатрической лечебнице. – Это не лезет ни в какие ворота!

– Я управляющий Гроува, миссис Хеллман, – спокойно ответила Стефани Кларк. – Мы уже встречались.

В этот момент мне стало даже немного жаль Стефани. Оказаться лицом к лицу с разбушевавшейся Хеллман – участь незавидная. Барби говорила быстро, безостановочно, не давая собеседнику возможности ответить.

– Раньше вы не говорили, что нужно оговаривать визит заранее. – Она засмеялась наигранно громко. – Честное слово, проще прорваться в «Иви»[24], чем сюда!

Я подошел к стойке регистрации и, невинно улыбнувшись Стефани, спросил:

– Могу ли я чем-то помочь?

– Нет, спасибо. Я справлюсь. – Стефани кинула в мою сторону раздраженный взгляд.

– А вы, собственно, кто? – Барби оглядела меня с интересом.

– Я – Тео Фабер, психотерапевт Алисии Беренсон.

– Неужели! Как интересно! – оживилась Барби.

Очевидно, наладить контакт с психотерапевтами у нее получалось лучше, чем с администрацией клиники. Отныне журналистка обращалась исключительно ко мне, презрительно «понизив» Стефани до секретарши (что меня немало повеселило).