Безнадежно одинокий король. Генрих VIII и шесть его жен

Ну, довольно! Что за глупости. Смешно радоваться тому, что чей-то отец однажды ночью познал чью-то мать, а повивальная бабка подоспела вовремя и не свалилась с лестницы, потому что нащупала впотьмах свечу… Главное заключалось в том, что я опять безумно влюблен — мне словно подарили второе рождение. Жизнь идет своем чередом, и бесполезно чрезмерно волноваться о том, что именно изменило ее ход. Впустую потрачено мгновение, если оно не приближает влюбленного к возлюбленной, за исключением мысленного наслаждения грядущим счастьем.

* * *

Травмы Калпепера оказались незначительными. Наконечник копья слегка задел его бедро, попав в щель между ножными доспехами. Хирург прочистил рану и наложил на нее розовую шелковую повязку.

— Ее подарок, — лукаво прищурившись, заметил Калпепер, когда вернулся в мои покои для продолжения службы.

Он осторожно размотал шелковую повязку и почтительно положил ее на свой ночной столик.

— Чей? — спросил я как можно небрежнее.

— Моей прелестной кузины, — ответил он. — Я говорил вам о ней перед прибытием королевы.

— Я забыл имя.

— Екатерина Говард. Дочь Эдмунда Говарда, младшего брата герцога.

Да-да, я вспомнил. Я всегда заслуженно причислял Эдмунда к категории людей безнадежных — пьяниц, распутных монахов и дезертиров. Этот бедняга умер в долгах, поскольку был бездельником.

— После смерти ее жалкого папаши, — продолжил он, — Екатерину опекала одна из пожилых родственниц, вдовствующая герцогиня Норфолк.

Плохая наследственность, жалкое воспитание… Это кое о чем говорит… Во мне шевельнулось чувство опасности, но его быстро заглушило негодование. При таких запросах даже Владыку Небесного можно счесть недостойным.

Ее глаза излучали невинность. Я увидел в них все, что желал знать. (Куда запропастилась моя убежденность в том, что каждый умеет изощренно лгать? Она растворилась — наряду с другим опытом, приобретенным путем страданий, — в водовороте любви.)

— Вам уже удалось овладеть ею?

— Нет, — хмыкнув, признался он. — Я все жду подходящего момента.

Я лишь пожал плечами, стараясь скрыть охватившее меня облегчение. Она невинна! В противном случае я не смог бы обладать ею — не вынес бы того, что кто-то другой уже наслаждался ее телом.

Так было с Екатериной и Анной Болейн! Другие мужчины обнимали их, раздвигали им ноги, и пронзали их нежные лона, и достигали с ними верха наслаждений, извергая липкое семя… мерзость, мерзость! Отвратительно, гнусно подбирать объедки чужого пиршества. Такое унижение лишает человека достоинства.

Люди удивлялись, за что я полюбил мою Джейн. За чистоту. Меня привлекла ее невинность, я знал, что ни один мужчина еще не прикасался к ней.

Нужно быстрее объясниться с Екатериной Говард, пока Калпепер не успел обесчестить ее. После этого она будет не нужна мне. Да, сознание того, что меня опередили и она успела поразвлечься с другими соблазнителями, могло уничтожить зародившуюся любовь. Я должен быть первым и единственным.

— Надо подыскать вам жену, — сказал я Калпеперу.

— Я предпочел бы обойтись любовницами, — со смехом ответил он.

— Нет, — решительно возразил я. — Для утоления страстей вам необходима супруга. Оставьте в покое госпожу Говард. Девственность является ее единственным приданым. Не стоит грабить ее.

— Воля ваша. — Он пожал плечами. — Хвала Господу, я не баба, мне не приходится извлекать пользу из собственного целомудрия.

Целомудрие. Чистота. Скромность. Добродетельность. Мужчины высмеивают и порочат эти качества. Однако воспламеняются и благоговеют, обнаружив их в женщине.

* * *

На следующее утро я направился в кабинет Анны, якобы послушать, как проходят ее уроки английского, и по пути все поглядывал по сторонам, надеясь увидеть в ее покоях Екатерину Говард. Камеристки прислуживали королеве ежедневно, на них лежали разные обязанности: они должны были мыть гребни, чистить гардероб и проверять его на наличие вшей, раскладывать по местам драгоценности. А на церемониях ее величество сопровождали придворные дамы более высокого ранга. Поэтому именно в апартаментах Анны я мог увидеть госпожу Екатерину.

Анна занималась наедине с Мартином. Надо признать, этот заикающийся юнец оказался гениальным учителем — его ученица делала большие успехи в английском.

— На… басаре…

— Базаре…

— На базаре есть яблоки, груши, сыр унд…

— И…

— И… репа.

Они разразились довольным смехом. Меня порадовало, что уроки доставляют удовольствие Анне. Наверное, ее подавляло мое присутствие. А сейчас она казалась такой жизнерадостной! Я не замечал в ней обычной вялости и сдержанности.

— Отлично, милая, — сказал я, входя в кабинет.

Смех тут же оборвался. Это задело меня.

— Ну-ну, — мягко укорил их я. — Не обращайте на меня внимания. Так что же еще есть на рынке? Возможно, откормленный боров?