Безнадежные войны. Директор самой секретной спецслужбы Израиля рассказывает

Важнейшей вехой в становлении отношений между Израилем и Россией стал визит Шимона Переса в Россию, первый визит министра иностранных дел Израиля. Нас разместили в гостинице «Метрополь». Мы приехали поздно вечером, и я предложил Шимону Пересу прогуляться по ночной Красной площади, что является впечатляющим зрелищем. Ближе к полуночи вся делегация, сопровождаемая местной охраной, направилась на Красную площадь, которая находилась на расстоянии несколько сот метров от гостиницы. Вид был действительно величественный и взволновал всех, особенно Шимона Переса, для которого это был первый визит в Москву. Подходя к Мавзолею, мы вдруг заметили Ури Геллера, приближающегося к нам. Он, конечно, сразу же узнал Переса, а мы, в свою очередь, узнали Геллера. «Скажи мне, – обратился Перес к нему, – правду говорят, что ты способен выполнять все эти странные трюки?» Ури Геллер улыбнулся и попросил, чтобы ему дали какой-либо ключ. Он положил его на ладонь, ключ вдруг начал нагреваться, а потом согнулся. Несколькими минутами раньше, до прихода Ури Геллера, Перес обратил внимание на бюсты за Мавзолеем. Он спросил, что это. Я объяснил ему, что там похоронены многие известные первые лица Советского Союза и среди них Сталин. Перес спросил меня, можно ли пройти туда. Я ответил, что ночью, как правило, нельзя, но я попытаюсь выяснить, что можно сделать. Я обратился к одному из работников российской охраны и спросил, как можно пройти к стене за Мавзолеем. Как я и ожидал, он ответил, что выяснит, но это будет стоить денег. Он связался с дежурным по кремлевской охране, и они договорились о сумме в пятьдесят долларов. Ури Геллер появился как раз в тот момент, когда мы собрались отправиться к могилам. И тут Шимон Перес повернулся к Ури Геллеру и сказал шутливо: «Ты с нами не идешь. Мы идем к могиле Сталина, а ты своими трюками еще, чего доброго, подымешь его из могилы. Ты остаешься здесь».

Мне кажется, никто не остался равнодушным, проходя мимо могил у Кремлевской стены, особенно мимо могилы Сталина. Я вспомнил, как в последний раз я стоял на этом месте. Я много раз бывал в Мавзолее, и в обязательном порядке со школой, и один, из любопытства. Видел тело Ленина одного, потом Сталина рядом с ним, а потом опять одного. За день, до того как я покинул Советский Союз, я пошел на Красную площадь, и мама пошла со мной, потому что не хотела отпускать меня одного. Когда я подошел к могиле Сталина, мама, вероятно, что-то почувствовала. Она схватила меня за руку и взмолилась: «Ты ничего не делаешь. Ты не плюешь на могилу. Ты не топчешь ее и ничего на нее не бросаешь. Я умоляю тебя. Ты покидаешь их навсегда». Я сдержался. Несколько минут я стоял в эйфории, глядя на лицо Сталина в камне и ощущая себя победителем. И вот теперь я стою с министром иностранных дел Израиля у могилы Сталина, не для того чтобы, упаси бог, почтить его память, а просто чтобы отметить наше присутствие здесь, в Москве, когда Советский Союз, Сталин и его режим уже перестали существовать.

В программе визита Переса в Москву было запланировано посещение Израильского культурного центра. Давид Бартов, который отвечал за работу «Натива» на постсоветском пространстве, очень старался, и в Центре для встречи с министром иностранных дел Израиля собралось много евреев, в основном интеллигенция. Для Бартова встреча с Пересом в Москве тоже имела особое значение. Перес назначил Бартова на пост руководителя «Натива», и Бартов работал под его началом, когда Перес был главой правительства. Последнее перед посещением Центра мероприятие затянулось. Мы опаздывали, и я знал, что люди уже ждут нас более получаса. Когда вся процессия наконец двинулась, я обратил внимание, что мы едем не в ту сторону. И когда я увидел, что мы поворачиваем к выезду из города, я приказал своему шоферу, который работал в отделении «Натива» в Москве, объехать весь кортеж и догнать ведущую машину охраны. Нужно отметить, что в Москве правительственный кортеж несется с огромной скоростью по освобожденным от движения улицам и никто не осмеливается ни обогнать его, ни приблизиться к нему. Мы догнали ведущую машину, и я подал знак начальнику российской охраны остановиться. Он очень удивился, но, узнав меня, остановил всю процессию.