Безнадежные войны

Там и повстречались активисты сионистского движения. После освобождения они продолжили сионистскую деятельность более осторожно, но, несомненно, более эффективно. Было решено ограничиться акциями, которые позволят продолжать свою линию, но не будут выглядеть слишком дерзкими или опасными, чтобы не отпугивать присоединявшихся новичков. Я понимал, почему они выбирают такие методы – ведь они работали среди обычных евреев, а моя борьба была борьбой одиночки, почти личной и поэтому я действовал иначе. Я думаю, что, если бы кто-нибудь из них откололся от группы, он бы мог позволить себе даже более радикальные действия, чем мои. Однако они действовали вместе, в группе, и все, что они делали, отражалось на других членах группы. И их осторожность была понятна и оправданна. И тогда, и сегодня я не вижу в этом ничего предосудительного. Каждый исполнял свой долг в соответствии со своим положением и определенными для себя целями. Вряд ли можно переоценить деятельность этой группы и других подобных групп по всему СССР, с которыми они были связаны. Рижская, кишиневская, минская, украинские группы занимались сионистской деятельностью в своих регионах. Большинство участников этих групп были осуждены в пятидесятых годах и в начале шестидесятых часто на довольно длительные сроки, а после отсидки опять вернулись к активной борьбе. Сионистская деятельность стала целью и смыслом жизни этих людей.

5

Уже после того, как я первый раз прорвался на территорию израильского посольства, я попытался разобраться и понять, что такое еврейство, Израиль, сионизм. В обычной советской библиотеке по этим темам ничего не было, кроме советской пропаганды. К счастью, я жил в Москве, где все-таки при желании можно было найти разнообразную информацию.

Я начал рыться в библиотеках, например, в Библиотеке имени Ленина, самой большой в Советском Союзе, в других центральных библиотеках, в Исторической библиотеке. Оказалось, что в Исторической библиотеке хранится масса книг по еврейскому вопросу, в том числе работы Герцля, Ахад ха-Ама, Пинскера и Макса Нордау. И, естественно, разнообразная антисемитская литература. Тогда книги по еврейской тематике еще не находились в спецхране, и не требовался особый допуск. Я не вылезал из библиотек, перерыл все, что было написано на эту тему на русском языке, включая антисемитскую литературу. Я прочел книги противников сионизма, в том числе и Ленина, и Маркса, и все, что было опубликовано в рамках идеологических споров. Однако советским гражданам не выдавали более современные произведения на эти темы. Они хранились в библиотеке, я видел их выходные данные, но, когда я просил выдать мне эти книги, мне отвечали, что их нельзя получить без соответствующей справки о том, что эта литература необходима для работы над докторской диссертацией. За год я узнал много нового, и новые знания лишь укрепили мое желание уехать в Израиль, возникшее не на базе моего знакомства с еврейством или сионизмом. Если вначале это было необъяснимое, непонятное, нелогичное желание, то со временем я приобрел и понимание, и идейную базу.

Реакция властей на мой отказ от гражданства последовала примерно через месяц. Меня пригласили к начальнику московского ОВИРа. Начальник, в звании полковника, вызвал меня к себе в кабинет и представил мне двух человек в штатском. Обычные русские черты лица, крепкое телосложение, на вид им было лет по сорок. По их виду трудно было не понять, к какой системе относятся эти люди. Тот самый тип людей, ни одну из деталей внешности которых не вспомнишь уже через минуту после расставания. У них был не характерный для среднего советского гражданина взгляд – прямой, любопытный, пронзительный и холодный. Ничего неофициального. Хорошее владение собой на протяжении всей беседы и хорошее понимание сказанного. Московский интеллигентный говор, чистый и правильный русский язык, хотя и несколько канцелярский. Вопросы были короткие, четкие, конкретные и довольно продуманные. Они внимательно выслушивали и записывали мои ответы. Я был несколько напряжен и собран, но страха не чувствовал. Адреналин вызывал чувство азарта схватки, как на борцовском ковре. В течение своей жизни мне не раз приходилось встречаться с работниками спецслужб и разведок в самых разных ситуациях, и каждый раз я чувствовал азарт и потоки адреналина, как перед схваткой, что давало чувство внутренней мощи и легкости. Никогда это не был страх или ощущение опасности, а чувство предельной собранности перед схваткой, похожее на охотничий азарт.