В один прекрасный день я прилетел в Москву и, проходя паспортный контроль, обратил внимание на то, что прапорщик, проверявшая мой паспорт, слегка побледнела, взглянув на экран компьютера. Она попросила меня немного подождать в стороне и вызвала майора пограничной службы. Офицер вежливо попросил у меня паспорт и билеты, сказав, что он должен кое-что выяснить. Минут через двадцать он вернулся и сказал мне: «Господин Кедми, вам запрещен въезд в Россию. Ваша виза отменена. Вы возвращаетесь тем же самолетом, каким вы прилетели». Я поднялся в самолет и вернулся во Франкфурт.
Из Франкфурта я позвонил Ариэлю Шарону. А. Шарон как раз находился с визитом в Москве. Нас тут же соединили, и я рассказал ему, что произошло. Я сказал ему, что это не частное дело, а межгосударственная проблема и что это противоречит духу и сути отношений между Россией и Израилем. Я подчеркнул, что это не может пройти без всякой реакции с нашей стороны, и посоветовал переговорить с Путиным, потому что говорить с кем-либо другим бесполезно. Шарон сказал: «Хорошо», но с Путиным не переговорил. Он попросил вмешаться министра иностранных дел России. Министр иностранных дел не мог ничего сделать. Директор Службы безопасности подчиняется только президенту, а на министра иностранных дел мало обращает внимания. Только президент В. Путин мог решить эту проблему.
Я знал, что это не первый случай, когда гражданину Израиля был закрыт въезд в Россию. В течение года был запрещен въезд в Россию еще нескольким израильтянам «из интересов безопасности государства», так же как и было сказано мне. Израильтяне, которые участвовали в совместных проектах в области новейших технологий и электроники, были обвинены Службой безопасности России в шпионаже, и их въезд в Россию был запрещен. Я знал, что эти люди не имели никакого отношения к разведывательной работе и они вообще были далеки от этой тематики. Они обратились ко мне, и я посоветовал им обратиться в канцелярию премьер-министра Израиля, поскольку эта проблема очень серьезная и требует незамедлительного решения. Насколько мне известно, ничего не было сделано, по крайней мере на соответствующем уровне. Я знал, что это уже превратилось в систему, и сказал об этом А. Шарону. Но на это не последовало никакой реакции и серьезного отношения. Я обратился к Цви Магену, сменившему меня на посту директора «Натива», и сказал ему, что как человек, стоящий во главе службы, он должен поднять этот вопрос перед премьер-министром. Ни одна страна не могла бы отнестись к этому безучастно. Я говорил об этом и с директором Службы безопасности Израиля Ави Дихтером, и с директором Моссада Меиром Даганом, поскольку отношения между спецслужбами находятся в компетенции Моссада. У меня было впечатление, что я говорю с людьми, которые вообще не понимают, о чем я с ними говорю. Цви Маген, да, понимал, но я знал, что его мужество и способности близки к нулю, особенно в таком вопросе. Но я все-таки надеялся, что государственная система должна как-то отреагировать, но не последовало никакой реакции.
Я решил проверить это своими силами. Выяснилось, что сказанное в свое время обо мне Б. Нетаньяху журналисту Шимону Шиферу было напечатано в нескольких российских газетах. В результате этого один из депутатов Думы направил запрос в ФСБ: верно ли напечатанное в газете о том, что раскрыл премьер-министр Израиля в интервью, и продолжает ли тот самый Я. Кедми, который подкупил российского чиновника, посещать Россию? Ответ был дан заместителем директора ФСБ, что да, им известна публикация, и сам Яков Кедми, и его действия во время службы и по ее окончании известны им хорошо. По его словам, Кедми занимался сбором приоритетной для спецслужб информацией, как во время службы, так и после выхода в отставку. Поскольку эта деятельность противоречит законам России, принято решение закрыть Я. Кедми въезд на территорию России. У меня хранится копия этого письма. Было ясно, что запрос депутата Думы был заказан и что Федеральная служба безопасности решила пойти на это, не нуждаясь в советах депутата Думы. Те действия, которые приписывались мне, даже если бы и были верны частично, были сделаны во время службы государству, для государства Израиль и во имя государства Израиль. Но государство Израиль решило не реагировать. И в других случаях, не связанных со мной, а вообще.