Безнадежные войны

Перед входом в Суэц мной овладел страх, подобного которому я не испытывал за всю войну. В бою я не чувствовал страха. Во время выполнения боевой задачи ты сосредоточен на цели и действуешь почти механически. И даже в те минуты, когда я видел смерть перед глазами, страха не было. Страх приходит ночью, после того как танки уже остановились и двигатели заглушены. Когда все дела в батальоне переделаны, все приготовления закончены, отданы все приказы и машины отлажены и осталось немного времени отдохнуть и поспать. Вот тогда вдруг охватывает страх. Только тогда вспоминаешь прошедший день и моменты, когда смерть прошла совсем близко и ты почувствовал ее леденящее дыхание. Когда вспоминаешь лица погибших товарищей в последние встречи с ними – за несколько минут или часов до их смерти. И как это часто бывает в танке, ты слышишь по радиосвязи донесения и за кодовыми названиями видишь этих людей живыми, вспоминаешь, как несколько минут, часов или месяцев назад ты говорил с ними, и вот тогда становится по-настоящему страшно.

Утром, когда просыпаешься, опять тобой овладевает жуткое чувство страха. Первая мысль: неужели это последний день моей жизни; где я буду вечером – среди живых или среди мертвых; доведется ли мне увидеть хотя бы еще одно утро. Инстинктивно ты бросаешь взгляд на свои руки и ноги, а в голове мелькает мысль: будут ли они при тебе вечером? У танкистов страх и напряжение проходят вместе с командой «Запускай двигатели!» И в ту же секунду страх исчезает. Звучит команда: «Двигаться вперед!» И ты чувствуешь, как эта огромная машина, стальной зверь, двинулась, подрагивая, и ты – часть этого железного механизма. Ты думаешь и действуешь в соответствии с опытом и знаниями, полученными во время армейской службы. Нет ни страха, ни жалости. Нет никаких чувств. Только иногда ярость и злость. Когда ты видишь, как пал твой товарищ, тебя охватывает животная ярость и жажда мести. Такое чувство было у меня, когда Ишай умер у меня на руках. Я схватился за пулемет и расстрелял три или четыре ленты, ничего не чувствуя. МАГ стреляет гораздо лучше, чем пулемет 0.3, и, когда я видел, как вражеские солдаты падают от моих пуль, я не чувствовал ничего, кроме гнева и примитивной, животной жажды мести.

Во время боев на восточном берегу канала под противотанковым огнем противника и ПТУРСами над нашими головами мы практически не испытывали страха, а скорее напряжение, ожидание, готовность правильно отреагировать в нужный момент. На Западном берегу канала сопротивление было слабым: ни ПТУРСов, ни серьезного противотанкового огня. Основная угроза исходила от РПГ, да и то в основном вблизи Суэцкого канала, где была густая растительность. Мы старались держаться от таких мест подальше или вызывали пехоту, чтобы прочесать местность рядом с нами. Радиус действия РПГ до 200–300 метров, и мы не чувствовали такой опасности, как на Восточном берегу канала. Однако, когда мы вошли в Суэц, я почувствовал напряжение, азарт и физическое ощущение опасности, как во время боя на направлении «Тиртур».

Длинная цепочка танков, похожая на змею, медленно ползла по узкой улице Суэца. Слева были жилые здания, справа – длинный забор нефтеперегонного завода. Мы были напряжены и насторожены. Когда я пытался выяснить в разведотделе полка, какие войска есть у египтян в городе, там точного ответа не дали, но предполагали, что нам противостоит небольшое количество солдат из распавшихся армейских частей, возможно, несколько коммандос, но серьезного сопротивления не предвидится. Медленно мы продвинулись до центральной площади. На протяжении всего пути пейзаж оставался неизменным: с одной стороны одноэтажные и двухэтажные дома, с другой стороны – полупустые заводские территории. По ходу нашего движения танковые пушки и пулеметы были все время направлены в сторону домов – от окна к окну, от двери к двери. Однако после площади начинались узкие улицы с более высокими домами, в пять, шесть или семь этажей. Въезжать туда на танках было бы самоубийством, потому что у танков нет никакой возможности обороняться на таких улицах. Невозможно стрелять вверх ни из орудий, ни из пулеметов, а сверху с тобой могут сделать все, что хотят. Мы получили приказ остановиться и стали на площади. Египтян почти не было видно, только иногда в конце улицы промелькнет тень и исчезнет. В воздухе чувствовалось огромное напряжение.