Безнадежный пациент

Поднимаю глаза. На меня внимательно смотрят двадцать человек в костюмах. Я на совещании. В сером зале, где проходят заседания правления, пахнет новым ковром и маркерами для белой доски. Во главе длинного стола стоит дама в сшитом на заказ костюме и ждет ответа на вопрос, который я, естественно, не слышал. Я что-то мямлю, оглядывая помещение в поисках возможных подсказок, но вижу лишь непонятные схемы на экране и вполне понятное раздражение в обращенных ко мне глазах.

– Как я уже сказала… – с нажимом произносит дама.

Вжимаюсь в кресло. Чувствуя, как пылают щеки, отвожу глаза и рассматриваю небо Кэнари-Уорф[1]. Мгновением позже перехватываю несколько взглядов, обращенных в мою сторону: одни сочувственные, другие презрительные (которых с каждой неделей становится все больше).

Один из присутствующих заглядывает в мой блокнот, и я инстинктивно пододвигаю его к себе. Смотрю на страницу, исчерканную безумными каракулями, и мне становится стыдно и неловко. Кстати, со своей задачей я, по-моему, справился: составил подробный пересказ нашей беседы. И тем не менее, глядя на каждую реплику, я вижу лишь слова на странице.

Незаметно наступает вечер. Через мои руки неослабевающим потоком проходят бланки заявок, счета-фактуры, заказы на выполнение работ – и так весь день. Сновидение пока со мной: где-то в глубине души еще тлеют последние угольки воспоминаний, согревая ее слабеющим теплом.

Интересно, как это будет, когда они совсем остынут, и мне останется принять, что наше мимолетное воссоединение в прошлом, а впереди зияющая пустота неотвратимого будущего? Экран компьютера гаснет, готовый при малейшем поводе снова ожить. Я понимаю, что, в отличие от экрана, у меня такого повода нет, и больше не задаю себе никаких вопросов.

В ночи я возвращаюсь домой пешком. Тихая, неспешная прогулка завершается возле каминной полки. Я смотрю на квадрат из желтой бумаги с неожиданным спокойствием. Беру его в руки. Аккуратно вынимаю оттуда виниловую пластинку. В центре на этикетке черным маркером витиеватыми буквами выведено название: «Песня для Артура». Открываю запылившуюся крышку нашего проигрывателя, кладу пластинку на опорный диск. Опускаю иглу на наружный край и, услышав тихое шипение первых секунд записи, чувствую, как на меня снисходит спокойствие. Я уже начал забывать, как звучит твой голос.

Привет, Артур! Раз уж ты просил меня ее записать, что ж, я так и сделала. С днем рождения! И не вздумай передавать это музыкальным продюсерам, ладно? Ну, поехали…

Из динамиков раздаются первые робкие аккорды на укулеле, постепенно выстраивающиеся в мелодию. Я упиваюсь этими звуками и выворачиваю ручку громкости, чтобы мелодия заполнила собой всю комнату.

Небо за окном в свинцовых тучах,
День от ночи сложно отличить.
И погас наш счастья светлый лучик,
Рвется нас связующая нить.

С чувством мрачной решительности я иду к шкафчику на кухне и достаю оттуда бутылку виски и стакан. Щедро лью в стакан янтарный напиток.

От тебя осталась тень от тени,
От меня – лишь редкие звонки,
Сложно жить, когда живешь без цели,
Одиноко таешь от тоски.

Я роюсь в кухонных ящиках, нахожу неоткрытую упаковку таблеток и выдавливаю из блистера все. Таблетки со стуком падают на мраморную столешницу. Я говорю себе, что поступаю правильно – ведь это единственный способ хоть как-то приблизиться к тебе.

Из комнаты доносится твой голос. Ты поешь для меня припев:

В холоде асфальта и бетона,
Задохнувшись в каменном мешке,
Позови меня, и я напомню,
Что от моря мы невдалеке.

Позови меня, и я напомню, милый,

Что от моря мы невда…[2].

Я прихожу в себя под душем. Сижу полуголый, подтянув колени к груди, а сверху на меня хлещет вода. От раковины отколот огромный кусок. Серебряная мельница для соли сломана надвое, на крышке вмятина, половина содержимого рассыпана по залитому водой полу. Осколки разбитого вдребезги стакана поблескивают в луже блевотины.

На бачке унитаза лежит трубка беспроводного городского телефона. На ней мигает сигнал пропущенного звонка. Песня на пластинке автоматически начинается снова, но сквозь приглушенную мелодию, звучащую в гостиной, до меня неожиданно доносится грохот шагов по наружной лестнице. Я слышу, как вышибают входную дверь и в наш дом врываются люди.