– Мам, ты представляешь! Эта идиотка рассказали Ники сказку о своей страстной любви с каким-то стариком.
– Он не старик! – врываясь в поток Сашиных возмущенных восклицаний, обиженно вставляет Инна. – Ему всего сорок семь. Или сорок восемь.
Саша глянула на нее уничтожающе, оставив без внимания ее ценные дополнения, продолжила:
– И не забыла сообщить точный адрес, – и, не сдержавшись, зло добавила: – Нет! Она все-таки достала его! Мам, тебе-то не надо объяснять, что стало с Ники, и куда он отправился.
– Инна! Господи!
– Но я не думала, что так получится! – чуть не плача, заступилась за себя Инка. – Он всегда был такой спокойный. Я просто хотела, чтобы он…
– Пойдем! – потянула ее за руку Аня. – Пойдем же! Скорее!
Они быстро шли по вечерним, безмятежным улицам, меж темных стен и теплом светящихся окон, меж чуть слышно шелестящих деревьев, почти бежали, резко выделяясь среди общего покоя и блаженства. Инка всхлипывала всю дорогу и снова начинала оправдываться. Ее не слушали, ее молча и упорно направляли вперед.
– Вот здесь! – внезапно остановилась она. – Пятый этаж, тридцать девятая квартира.
В подъезде – тишина, только сквозь закрытые двери иногда прорывался звук включенного телевизора, да неприятно сильно пахло жареной рыбой. Третий этаж, четвертый, пятый. И прямо перед глазами наполовину распахнутая дверь. Темный проем зиял глубокой, изломанной рамой.
Аня толкнула дверь, рванулась в комнату. Саша, чуть смутившись, немного задержалась, но потом кинулась вслед за мамой.
Комната залита нежным, не режущим глаза светом. В ней порядок, мирный, слегка небрежный, уверенный, чем-то знакомый. Смутно осознав толчок памяти, Аня поискала глазами Никиту.
Что это? Нет, ни при чем здесь Никита. Прямо перед ней, не вдали и не слишком близко. По-прежнему, удивительные, особенные, от которых нельзя оторваться. Как странно! Ей вдруг показалось, она чувствует того, кому принадлежат эти глаза, она чувствует его мысли, его желания, они откликаются в ней, витают призрачными ощущениями, которые невозможно выразить словами. Вот почему непонятно знакомыми предстали дорога, дом, квартира. Все знакомо, хоть и изменилось, обновилось, постарело.
Значит, о нем рассказывала глупая Инка ее влюбленному сыну?
Волшебница! Она вряд ли могла выдумать что-либо еще более гениальное.
Как так случилось? Ничего не подозревая, полный негодования и ненависти, Никита прибежал к…
Аня ухватилась рукой за спинку стула и облегченно рассмеялась. На нее пораженно смотрели четыре пары глаз. И две из них – очень похожие.
Интересно, он узнал ее? Так безвозвратно повзрослевшую, а, может, уже и постаревшую, без сомнения, изменившуюся.
– Ну, вот! На этот раз я первая тебя нашла. Познакомься. Это мой сын.
Аня повернулась к застывшей от изумления Инке.
– Инна! Что ты стоишь? Объясни Никите.
Девчонка послушно кивнула головой и, чувствуя неминуемость серьезной ссоры, в которой исключительно сама была виновата, поплелась к Никите, признательно заглядывая ему в глаза.
– Не говори ничего. Здесь. Давай уйдем.
У Никиты губы неприятно дернулись, но возражать он не стал. В его глазах не было ни осуждения, ни злобы. Только холод. Холод, с помощью которого замораживают боль.
– Мам, я тоже пойду. Ладно? – Саша растерянно топталась в дверях.
Как все странно!
А хозяин квартиры молчал – куда же пропал теплый, ласкающий голос? – и не двигался с места.
Аня посмотрела на дочь.
– Да! – и опять повернулась к нему. – Мы ушли. Извини.
И шаг к выходу, первый, второй, третий.
– Подожди!
Может, ей послышалось? Может, показалось? Так невероятно зовуще, знакомо.
Аня улыбнулась.
Столько времени прошло, а голос по-прежнему ласкает, манит, и кажется: вот сейчас оглянешься и вернешься на восемнадцать лет назад, а может даже, на все двадцать с хвостиком.
Нет! Смешно! Наивная, доверчивая девочка, глупо влюбившаяся в загорелого, циничного красавца.
Аня прислонилась спиной к стене. Он подошел, остановился рядом, и что-то дерзкое, мальчишеское, насмешливое загорелось в его глазах, а из далеких закоулков памяти, по давности и ненадобности затянутых паутиной ловкого паучка – времени, негаданно вырвалось:
– Мы, кажется, виделись когда-то.