Безнадёжная любовь

Никита немного смутился: почему Богдан говорит ему об этом так легко и просто? И Никита не выступает и не насмехается в ответ. Потому, что верит. И как давно хочется поговорить с кем-то по-нормальному, по-человечески, не смеясь и не передергивая, зная, что услышишь в ответ не только упреки и изумленные возгласы. Даже с мамой так не получится. Она, конечно… ну… одно слово – мама. Она, возможно, и постарается изо всех сил понять, но ей не дано думать так, как думает он. Она – женщина, и, как бы там ни было, с ней нельзя говорить обо всем. Про Сашку, вообще, лучше помолчать, с друзьями тоже не получится, как надо. А с этим вроде бы посторонним мужчиной разговор складывался ровно и искренне.

– Мама, конечно, с вами поделилась?

– Конечно, – утвердительно кивнул Богдан и, в свою очередь, поинтересовался: – Можно узнать, кто она?

– Она окончила университет пару лет назад и теперь преподает.

– Она замужем?

– Да.

– И кто ее муж?

– Не все ли равно! – после нескольких откровенных ответов Никита все-таки попытался возмутиться, уж слишком назойливым показалось долгожданное внимание, но от следующего разумного замечания опять немного растерялся.

– Обычно это имеет существенное значение, – вкрадчиво проговорил Богдан.

Никита посмотрел удивленно и смиренно доложил:

– Племянник ректора.

Богдан на секунду задумался и, нарушая привычные правила воспитательной беседы, снисходительно дернув углом рта, спросил:

– И зачем тебе лишние неприятности?

На такое Никита вовсе не рассчитывал. Вместо предполагаемого им «плохо» он получил весьма неожиданную и обидную оценку своего поступка – «глупо».

– Ты ее очень любишь?

Богдан, кажется, догадывался, что услышит в ответ, судя по интонациям и ходу беседы, но, возможно, он ошибался. А Никита едва не смутился. Ага! Сейчас! Сейчас он выложит все свои мысли перед чужим досужливым дяденькой! А вот и выложит. Потому, как сам затеял этот разговор. И потом… ничего нет особенного в его чувствах, чтобы стесняться или стыдится. Он же не маленький мальчик!

– Не знаю, – неуверенно начал он, все же не решаясь быть до конца искренним. – Но она… она такая…

Скорее всего, он ее вовсе не любил. Но столь невероятным, столь притягательным казалось то, что она заметно старше, она замужем. Ему еще никогда не приходилось иметь дело с такими девушками, темпераментными, раскрепощенными, необыкновенно сексуальными, берущими инициативу в свои руки. Не он ее добивался, она – его, плюнув на мужа и его родственников, на возможные пересуды и печальные последствия. Естественно, он не смог остаться равнодушным, не смог отказать ей и себе.

Богдан, похоже, понял, что он хотел сказать, согласно кивнул и, усмехнувшись, заявил:

– Она не единственная «такая». И совсем не трудно найти что-то менее опасное.

Никита изумленно молчал.

– Я понимаю, если бы ты ее любил, может, оно того бы и стоило. Но просто для удовлетворения желаний надо ли слишком рисковать?

Никита довольно долго вникал в смысл услышанного. Вообще, звучало разумно, но странно. Вроде бы и правильно, но как-то непорядочно.

– Вы всегда такой рассудительный? – осторожно поинтересовался он у Богдана, а тот, испытав непонятную тревогу, задумчиво признался:

– Почти, – и добавил: – Но мою рассудительность обычно называют цинизмом. А твоя мама считает, что это плохо.

Они еще никогда не разговаривали так долго и обстоятельно, с признаниями и откровенностями. Богдан даже испытал легкую гордость за самого себя. Наверняка, мать не стала бы спокойно и бесстрастно внимать чистосердечным сыновним излияниям, и, вне сомнений, советы ее звучали бы несколько по-другому, и неизвестно, как воспринял бы их сын, и никакой гарантии, что все не закончилось бы ссорой. А тут Никита прислушивался с удивлением и вниманием, даже не пытаясь скандалить и, кажется, немало почерпнул для себя из его не перегруженных моралью реплик. Но если бы Аня присутствовала при этом разговоре, ох и попало бы от нее Богдану.

Она любит его, безропотно принимает его таким, какой он есть, ни больше ни меньше, и упорно не желает, чтобы сын походил на него. Да Богдан и сам не хотел, чтоб Никите досталась такая же жизнь, какая досталась ему. Разве за исключением одного: сначала – милая девочка, с которой непонятно хорошо и счастливо, а потом – чудесная женщина, с которой хорошо и счастливо по-прежнему. От этого не станешь отказываться. А другие? Пусть будут и другие – а как же иначе? – только уйдут все, чтобы не мешать, когда до них не станет и дела, когда захочется достичь идеала: единственная и навсегда. Поэтому, зачем особо мучиться из-за тех, других, лучше сберечь душевные силы для нее. Неужели это аморально?

Аня знала, что к ее возвращению Никита будет дома. Услышав звуки телевизора, она сразу прошла в комнату, решительно настроенная, но увидела их двоих, изменилась в лице, глянула подозрительно, даже испуганно.

– Здравствуйте!

Никита, поняв, что воспитательная беседа с ним временно откладывается, поспешил радостно удалиться, и, убедившись, что он ушел достаточно далеко и не сможет их услышать, с тревогой обратилась к Богдану: