Безобразная Эйвион, или Сон разума

– Хм…

– Она на древнем языке, мейстер! Помните, вы говорили, что таких уже не осталось?

Рука монаха едва заметно дрогнула.

– О, боги… ты читал её?

– Да, – радостно сообщил послушник. – В наших молитвах много слов на древнем языке, я помню их все! Я даже не думал, что мне так быстро удастся разобраться в этих письменах. Они похожи на наши, только некоторые буквы произносятся не так, как пишутся, а другие вообще непонятно, что значат. Но я понял почти всё! А помните, вы рассказывали про прекрасную принцессу Гвендолин, которую первые корны сожгли на костре? – едва не захлёбываясь от восторга, продолжил Феон. – Там написано про неё…

– Глупец… – прошипел отец Адельм, заставив послушника испуганно замолчать. – Уметь читать – не значит понимать.

Монах с опаской приблизился к столу, и, лишь мельком заглянув в открытую книгу, захлопнул её. Затем обернул валявшейся тут же рогожей, и принялся засовывать в складки своего необъятного одеяния. Замер, задумавшись.

– А там было… что-то вроде заклинания? – тихо спросил он.

– Да. Когда Айрон Добрый призвал…

Монах поднял руку.

– Замолчи.

Феон дёрнулся, решив было, что сейчас схлопочет подзатыльник, но бешеное любопытство, светившееся в его глазах, видимо, пересилило страх.

– Мейстер, – шмыгая и вытирая нос рукавом, пробормотал он, – а можно оставить мне её хотя бы на эту ночь? Я очень хотел бы дочитать про ту принцессу. Очень хочется узнать, как она возродится…

– Глупец, – безнадежно повторил монах. – Молись богам, чтобы этого не произошло…

Он развернулся, взметнув подолом рясы, и шагнул под дождь. Остановился, и глянул через плечо.

– А если по твоему недомыслию это уже случилось, молись, чтобы ненароком не оказаться у неё на пути.

Фигура отца Адельма растаяла в темноте. Феон, не понимая, стоял посреди кельи.

Книга первая. Госпожа Ллир

Глава 1. Эйвион

– Это случилось в год Красной Шали, милые мои.

Старуха задумчиво пожевала губами и продолжила:

– Тогда, помнится, весь скот в Дарме вымер. И не только скот: жену Бадара на четвёртый день нашли. Она коз своих искать отправилась, да и сгинула. А выловили её в топях, с дырой в груди. Как её в те места гиблые занесло, непонятно.

– Что за дыра, бабушка?

– Неведомо. Я сама тогда маленькая была, знаю только то, что рассказывали. Говорили: дыра чёрная, словно выжженная, с кулак размером. И не людских это рук было дело. Ту женщину на болотах и похоронили, чтоб заразу не выносить. Так вот: собрались мы общиной, да к господину пошли, с просьбой разрешить к лесу обратиться, чтоб указал он на виновника, да наказал супостата. Господин милостиво позволил. Две ночи мы у сторхов траву жгли, а на третью прилетела Красная Шаль и забрала баронскую жену. И тут решили все, что именно она-то и повинна во всех бедах.

Две девичьи головки, торчавшие из-под дырявого одеяла, испуганно заохали.

– Да-да, милые. А барон тогда осерчал очень: не мог он вину супружницы своей признать. Налетел на деревню, как ворон, и столько домов пожёг, да народу загубил, что жуть. За то, значит, что мы своим поганым колдовством его жену уморили. Отца моего убили тогда, а матушка на следующий же день котомку собрала, и отправились мы в Озёрный Луг – здесь сестра её жила, моя тётка, значит. С той поры тут и обретаюсь. Слыхала я, что Дарму после этого конец пришёл: кто мог, разбежался, а остальных Круахова топь поглотила. Шали летали да мортохи, и народ в пучину утаскивали. Вот так-то.

Сжав губы в венчик, старуха покачала головой и, повернувшись к очагу, длинной кочергой принялась ворошить затухающие угли. Вспыхнувшие язычки пламени на мгновение осветили каменные стены и низкий потолок с тёмными от копоти балками. Комната была маленькая, с дощатым столом, табуретом, и большим топчаном в углу. Подруги на кровати шебуршились и повизгивали, укладываясь поудобнее.

– Она обзывается, – подала голос одна из них, – говорит, у меня на лице печать Вилова…

– А чего она пихается…

– А ну, молчать! – Старуха стукнула кочергой по камню, окружавшему очаг. – Словно дети малые… Уж замуж пора, а они всё никак не наиграются. Айрис, глупая… уж сколько раз говорила, что ты Эйвион не ровня. А то, что печать – так богам угодно было, и нет в том её вины. Смотри, отхватишь когда-нибудь плетей за то, что нет у тебя к крови почтения…

– Всё равно уродина. Ежели знатная такая, то чего с нами живёт? – упрямо заявила Айрис и тут же ойкнула, получив удар локтем в бок.

– Тише, вы! – грозно прикрикнула старуха. – Уж ночь на дворе. Вот прилетит сюда шаль да заберёт вас, неслушниц…

Девочки замолчали, натужно пыхтя и пытаясь поделить одеяло. Старуха уселась на табурет. Её лицо, с длинными космами седых волос, выбивавшихся из-под чепца, в дрожащих отблесках тлеющих головёшек казалось мёртвым.

– Матушка Маргет, а какая она… шаль? – наконец тихонько спросила Эйвион.

Старуха едва заметно пошевелилась, глянув искоса.

– Она… страшная. Спи, а то всю ночь кошмары будут мучить.

В щелях между ставнями свистел ветер.

*      *      *

– Вставай… – Старуха трясла Эйвион за плечо. – Зовут тебя…