Безобразное поведение

Так, стоп! Что это у меня в голове за чепуха? Прямо какие-то поэтические фантазии. И все из-за этого дурацкого рисунка. Тисецкий прав, у психолога не все дома, не стоит принимать ее нелепые задания всерьез.

Я закрашиваю оставшиеся листья голубым, потом прохожусь поверх него желтым. Получается весьма сносный зеленый. Полюбовавшись, я начинаю раскрашивать кору.

– Ладно, уговорили, – вдруг брякает Тисецкий и резко дергает столик к себе.

Стержень коричневого карандаша у меня в руке проезжает через весь лист, оставляя под собой уродливую полоску.

– Что вы, черт возьми, делаете? – кричу я.

– А какого фига вы себе весь столик захапали? Делиться надо.

– Вы мне рисунок испортили! Вот, полюбуйтесь! – Я тычу пальцем в коричневую полосу. – Вы мне все изуродовали.

– Да ничего там у вас страшного не случилось, – огрызается Тисецкий, – стеркой пройдитесь.

– Это цветной карандаш, он не стирается.

– Ну давайте я попробую, – бурчит он и пытается выхватить у меня рисунок.

Мне почему-то кажется, что он собирается его присвоить. Я пугаюсь и со всей дури трескаю его по руке.

– Ай! – Тисецкий отшатывается. – Вы совсем уже?

– Руки прочь от моего дерева! – шиплю я. – Вы и без того уже напортачили.

Я беру ластик и остервенело тру коричневую полосу. Она, в принципе, стирается, но вместе с бумагой.

– Пририсуйте еще одну ветку, – с сарказмом подсказывает Тисецкий. – С бананами.

– Без вас разберусь! А вы вместо того, чтобы лезть с непрошеными советами, лучше своим рисунком занимайтесь.

– Каким образом? Вы, между прочим, отбили мне рабочую руку. – Он вытягивает ладонь перед собой, слабо шевелит пальцами. – Смотрите, пальцы с трудом шевелятся. Вам теперь придется нарисовать дерево вместо меня.

– Что? – Я даже цепенею от такой наглости. – Не дождетесь. Не стану я за вас рисовать.

– У вас нет выхода, Ольга. Если не будете рисовать, мне придется объяснять психологу, почему я не выполнил задание. – Он откидывается на спинку дивана, сложив ногу на ногу, прищуривается. – А я, знаете ли, не умею врать. Я честно расскажу, что вы на меня напали и покалечили.

– Психолог вам не поверит.

– Почему же? Я умею быть убедительным.

– Да я… я вас только слегка стукнула.

– Вы совсем не умеете управлять гневом, не способны себя контролировать, – с деланным сочувствием произносит он. – Наверное, вам и правда не помешает индивидуальная терапия. Без нее вы, может, начнете поднимать руку на ребенка.

– Ладно, уговорили! – цежу я. – Так и быть, нарисую это чертово дерево вместо вас. – Я выхватываю новый лист бумаги, достаю простой карандаш. – Что именно вы хотите? Яблоню, елку? Командуйте!

– Можете рисовать на ваш вкус, – великодушно разрешает Тисецкий. – Но проявите фантазию.

Я из вредности набрасываю щуплое деревце с корявыми ветвями. Показываю ему:

– Пойдет?

– Просто отлично. Раскрасить не забудьте.

– Одну минуту!

Покопавшись в коробке, я выуживаю оттуда желто-коричневый карандаш. С детства этот цвет не перевариваю. В школе мы с подружками называли его «цветом детской неожиданности». Самое то – для Тисецкого. Склонившись над рисунком, я добросовестно раскрашиваю желто-коричневым ствол и ветви.

– Листья рисовать?

– Листья не нужны. Просто обрисуйте контур кроны и закрасьте.

– Каким цветом? – Я злорадно усмехаюсь. – Зеленый сломался. Есть синий, оранжевый, фиолетовый…

Тисецкий придвигает к себе коробку с карандашами, покопавшись в ней, задумывается. Я не спешу делиться с ним тем лайфхаком, с помощью которого получила зеленый.

– Возьмите вот этот, – наконец говорит Тисецкий и протягивает мне розовый карандаш. Получится цветущая сакура. Цветущие деревья – это красиво, жизнеутверждающе.

Вид у него делается бесхитростный, даже немного наивный. Я решаю проявить милосердие и больше над его рисунком не глумлюсь. Не торопясь, обвожу ветви волнистой линией, закрашиваю. Потом пририсовываю сверху солнце и пару облаков. Получается довольно симпатично.

– Готово. – Я кладу рисунок перед Тисецким. – Довольны?

Он придирчиво оглядывает мою работу так и сяк.

– По-моему, у вас вышло как-то по-детски, – меланхолично сообщает он в итоге. – Психолог решит, что я инфантильный.

– Вы такой и есть! – злобно бурчу я. – Прикинулись жертвой, переложили свою работу на хрупкие женские плечи. Наверное, и посуду дома не моете, на жену скинули все дела по дому и сидите довольный.

– У меня посудомоечная машина. И робот-пылесос, – с гордым видом заявляет Тисецкий. – Перерисовывайте мне дерево.

– Не буду!

– Перерисовывайте, – с нажимом повторяет он. – Я понял, что хочу себе дуб с красной листвой. И коня.

– А я хочу миллион долларов. Если у вас есть – давайте сюда, и тогда будет вам дуб.

Я придвигаю к себе свой рисунок, продолжаю его раскрашивать. Тисецкий некоторое время молчит, но потом снова принимается канючить:

– Не хотите рисовать мне новый рисунок, отдавайте свой.

– Не дождетесь. И вообще, вашей руке уже явно легче – сами ваяйте себе хоть дуб, хоть баобаб.