На заре кардинальства Энея папский двор состоял из богатых, влиятельных церковников, которые бесстыдно предавались алчности, чревоугодию и похоти. Великолепные залы их дворцов были свидетелями всех возможных грехов, что весьма пагубно сказывалось на репутации курии, особенно в глазах таких гуманистов, как Бартоломео делла Фонте, которые приезжали в Рим, чтобы заниматься своими науками и искусствами. Просвещенные литераторы писали гневные инвективы против растленных кардиналов эпохи Ренессанса. Папский двор вызывал осуждение даже простых жителей города. Несмотря на великолепие кардинальских дворцов, само слово «кардинал» стало оскорблением, свидетельством чего может служить диалог из анонимного пасквиля (разновидность римских сатирических поэм, получивших название от античной статуи, которая была обнаружена в XV в. и получила имя «Пасквино»):
Но сколь бы постыдными ни считали современники обычаи папского двора, важно подчеркнуть тот факт, что совершенно иначе они относились к меценатству курии. Хотя грандиозные, богато украшенные дворцы, античные статуи и изысканные фрески были необходимы для подобающей обстановки ренессансного двора, намерения и повседневная жизнь меценатов, заказавших эти произведения искусства, выходила далеко за рамки строгих требований придворной жизни и художественного видения, заложенных Николаем V.
Великолепие папского двора было обманчивым. За величием Апостольского дворца и дворцов кардиналов скрывался двор, которому не просто постоянно не хватало денег, но который буквально сжигало неумеренное честолюбие и безграничная алчность. Святые и ангелы, изображенные на стенах резиденций курии, взирали на людей, которые сознательно посвящали свою жизнь безумному разврату и греховности. Интересно, что фреска Рафаэля «Афинская школа», пожалуй, самое поразительное подтверждение страстного желания папства представить себя центром гуманистического просвещения и подчеркнуть гармоничный союз между античной философией и святоотеческой теологией, была создана по заказу Юлия II, любвеобильного (возможно, гомосексуального) понтифика, восхождение которого на Святой Престол диктовалось колоссальной алчностью. Чем более развратными становились нравы папского двора, тем больше была потребность в подобных нереалистических публичных образах.
Однако художественные вкусы пап и кардиналов не были ни примитивными, как это может показаться на первый взгляд, ни четко определенными, что может вытекать из предсмертных слов Николая V. Хотя придворный статус и процветание веры оставались главными воеводами для сохранения тщательно продуманного публичного образа, группа подобных людей просто была не в состоянии не проявить своих истинных чувств.