Безобразный Ренессанс. Секс, жестокость, разврат в век красоты

Людей охватывал ужас и смятение. Никто не знал, как лечить ужасную болезнь. Во многих городах были созданы особые чумные больницы, где работали добровольцы из нищенствующих монашеских орденов. В Венеции хирурги получили особое разрешение на то, чтобы заниматься своим искусством. Но, поскольку никто не понимал, как распространяется чума, надежды на спасение почти не было. В Пистойе запретили ввоз тканей и белья. Все рынки тщательно контролировались. Поездки в города, где была зафиксирована чума, были строго запрещены. В Милане были приняты еще более суровые меры. После первых же случаев чумы три дома, в которых были заболевшие, были полностью запечатаны. Двери забили гвоздями, окна заложили кирпичами, и всех, кто находился внутри – и больных, и здоровых, – оставили умирать.

Но это не помогало. В 1348 г. чума охватила всю Европу. Болезнь не делала различий – ее жертвами становились и бедные, и богатые, и старые, и молодые, и мужчины, и женщины. Уровень смертности был невероятно высок. Хотя историки спорят о точных цифрах, но не менее 45 % – а, по некоторым оценкам, 75 % – населения погибло за три года эпидемии.

В «Хронике д’Эсте» (Chtonicon Estense) говорится, что всего за два месяца умерло 63 тысячи человек, а в процветающем порту Венеции в разгар эпидемии ежедневно умирало около 600 человек. По оценкам Маркионне ди Коппо Стефани, во Флоренции с марта по октябрь 1348 г. умерло 96 тысяч человек.³⁹ В Болонье умирали шестеро из каждых десяти заболевших. Один хронист утверждал, что в довольно небольшом городке Орвието жертвами чумы с весны до осени 1348 г. стали более 90 % жителей.

Естественно, что чума оказала колоссальное влияние на мораль и настроение людей. Проповедники, кающиеся монахи и художники – все думали только о смерти и грехе. Остро осознавая хрупкость жизни и пытаясь объяснить возникновение болезни наказанием за моральный разврат, поэты, философы и художники рассуждали о «Триумфе Смерти». Особенно ярко изобразил этот сюжет Франческо Траини в Кампосанто в Пизе. На его фреске изображены умирающие от чумы люди, охваченные чувством вины перед лицом неминуемой смерти. Над горой трупов два небольших крылатых создания держат свиток с надписью:

Знание и богатство,
Благородство и доблесть
Ничего не значат перед опустошением смерти.

Чтобы проиллюстрировать эту мысль, художник изобразил в центре фрески огромную зловещую женщину с когтями и крыльями летучей мыши – ужасающее воплощение самой Смерти. Ее помощники кружат вокруг. Хохочущие демоны пикируют на грешников и уносят их в ад. Несколько мирных ангелов возносят невинных детей на небеса, в Царствие Небесное.

С вершины скалы на состояние человечества взирают два бородатых священнослужителя, которые с тревогой изучают библию. Неясно, какой именно текст они читают: воможно, они ищут слова утешения, а может быть, пытаются более преданно следовать учению Христа. Возможно, они читают «Откровение», с ужасом осознавая, что стали свидетелями конца времен.

Чума оказала глубокое влияние на Петрарку не меньше, чем на Траини. В нем произошла коренная трансформация. В начале 1348 г. он путешествовал из Пармы в Верону и впервые увидел отвратительные последствия болезни. Почти каждый день он получал известия о смерти друзей и родственников.⁴⁰ И его письма, например письмо, написанное после получения известия о смерти родственника Франческино дельи Альбицци, наполнены душераздирающими стенаниями. Но худшее было еще впереди.

19 мая 1348 г. Петрарка получил ужасное письмо от своего друга «Сократа» (Людвига фон Кемпена). Лаура умерла. Сердце Петрарки было разбило. «Моя дама мертва, – стенал он, – и мое сердце умерло вместе с ней».⁴¹ Он не хотел больше жить. К этому времени относится самый трагический его сонет:

Уходит жизнь – уж так заведено, —
Уходит с каждым днем неудержимо,
И прошлое ко мне непримиримо,
И то, что есть, и то, что суждено.

И позади, и впереди – одно,

И вспоминать, и ждать невыносимо,
И только страхом Божьим объяснимо,
Что думы эти не пресек давно.

Все, в чем отраду сердце находило,

Сочту по пальцам. Плаванью конец:
Ладье не пересилить злого шквала.

Над бухтой буря. Порваны ветрила,

Сломалась мачта, изнурен гребец,
И путеводных звезд как не бывало.[7]⁴²