— Я не знала, как еще от тебя уйти.
Отвернувшись, Брин выпустил в потолок струю сизого дыма.
— Знаешь, чего я никак не мог понять? Зачем тебе вообще понадобилось от меня уходить?
— Я испугалась, что не смогу с тобой порвать. Либо сейчас, либо никогда. Не хотела попасть в ловушку и вместе с тем все больше к тебе привязывалась. А потом ты еще и брак предложил. Мне стало слишком страшно. Оставалось только бежать.
Брин резко потянул ее левой рукой за волосы и отпустил.
— Ты заставила меня страдать. Я проснулся и узнал, что ты меня бросила. Каково, по-твоему, мне было?
— Прости.
Брин вздохнул:
— Точь-в-точь девочка, которая извиняется за то, что съела слишком много печенья. По-твоему, «прости» способно искупить, как ты со мной поступила?
Вэл, высвободившись, перевернулась на живот.
— Скажи, Артур, наша неожиданная встреча в Таруданте... она действительно совпадение?
— Что же еще?
— Вот и расскажи мне.
— Ну и самомнение у тебя, милая, — рассмеялся Брин. — Думаешь, я проехал за тобой через полсвета или выслеживал после двух лет порознь? Кто я, по-твоему? Маньяк-преследователь мирового масштаба? Раз так, значит, у меня мозги набекрень и я опасно одержим тобой.
Вэл пробежалась пальцами по груди Брина, обвела ногтем его пупок.
— Ты, Артур, всегда был для меня темной лошадкой. Кто тебя знает одержим ты или нет. Полагаю, в этом часть твоей притягательности.
— Мы могли бы начать все. с чистого листа. Притворимся, что эти два года порознь — просто зря потраченный уик-энд.
— Ничего не выйдет. Я не изменилась, ты ведь понимаешь. К тому же хотела бы еще попутешествовать.
— Здесь, в Марокко?
— Сама пока не знаю.
— Что ж, если ты мне настолько не доверяешь, что даже отказываешься говорить о своих планах...
— Дело не в этом.
Сколько уже можно задавать вопросы? Пусть бы он ушел. Но как выставить Артура за дверь, если сама предложила разделить номер на те несколько дней, что он в Таруданте? Утром Брин переехал с вещами — всего один чемодан и кожаный несессер. Кто бы мог подумать, что Артур путешествует налегке или посещает столь удаленные и нешикарные места, как Тарудант? Но, возможно, он изменился. Возможно, их встреча действительно случайность.
А вот сексуальные аппетиты Брина, безусловно, не изменились. Помня о них, она и пригласила его к себе. В отличие от множества знакомых мужчин, которые трахаются ради оргазма, Брина, похоже, завораживает сам процесс, проникновение в других и в него самого. Тело получает удовольствие, но ум — совсем как у нее — всегда остается неудовлетворенным.
Вэл просунула руку между ног Артура и нащупала вновь отвердевший член.
Удивительно, подумала она, как ей вообще удалось его бросить — его, самого лучшего любовника в своей жизни, — и даже не оглянуться.
Видимо, причина в страхе.
В страхе влюбиться.
В страхе, что любовь привяжет ее к нему и никогда не позволит уйти.
— Скажи мне правду, Вэл, — все еще лежа на боку, Брин скользнул в нее и обвил ногами, — разве ты не этого хочешь? Неужели думаешь, что кто-то где-то будет лучше меня?
— Ну и у кого теперь самомнение?
— Мужчине оно пристало больше.
— Сексист.
— Согласен, но ты не ответила на вопрос.
— Возможно, я и не найду никого лучше тебя, Артур, зато к моим услугам разнообразие. Уж ты-то должен понимать его притягательность.
Впрочем, за этими словами стояло куда меньше убежденности, чем хотела бы Вэл. Ничто не предвещало новой встречи с Брином, но вот он здесь... то же мускулистое, будто высеченное скульптором тело, полные, чуть изогнутые губы — и глаза, незабываемые глаза глубокого кобальтового цвета, как в той точке под водой, за которую уже не проникает свет и где насыщенная синева наконец сменяется черным.
Брин опустился на Вэл и закинул ее ноги себе на плечи, а затем, углубляя толчки, обхватил ее запястья одной рукой и завел ей за голову.
— Зря ты от меня сбежала.
— Если бы осталась, мы бы уже давно друг другу опротивели.
После этого Вэл закрыла глаза и отказалась отвечать. Она всегда считала, что Брин слишком много говорит во время секса. Порой это были непристойности и шуточные угрозы, а порой низкое, почти нечленораздельное бормотание, будто он на самом деле не с ней, а где-то далеко, внутри собственной головы, и болтает сам с собой во время очередной мастурбации.
Вэл находила эту привычку странной и приучила себя не обращать на нее внимания — отчасти чтобы не отвлекала, отчасти из страха перед тем, какое направление могут принять его солипсистские диалоги. Она сосредоточивалась лишь на физических ощущениях, не лишенных привкуса изнасилования — с таким пылом брал ее Брин, не уступавший ей яростностью своего голода.
Он бросился на киску Вэл, как на врага, и вскрикнул, кончая, а затем несколько мгновений дрожал на ней, пока разгоряченные тела остывали и дыхание восстанавливалось.
Брин погладил ее по волосам, которые так безжалостно спутал. Обвел контур губ. Всосав предложенный палец, Вэл ощутила вкус собственных соков: мускуса, мочи и меди.
— Когда-то я тебя любил.
— Знаю. Вчера вечером. Ты написал признание кровью на моем животе.