Безопасность Родины храня

Я люблю жизнь, я еще молод. Но если для Родины, которую люблю, как свою родную мать, нужно пожертвовать жизнь, я сделаю это. Пусть знают фашисты, на что способен русский патриот и большевик. Пусть они знают, что невозможно покорить наш народ, как невозможно погасить солнце.

Пусть я умру, но в памяти чоего народа патриоты бессмертны.

„Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!“ Это мое любимое произведение Горького, пусть чаще читает его наша молодежь, в нем я черпал силы для подвига.

Ваш Кузнецов».

Для Кузнецова партизаны достали новый автомобиль, который перекрасили на хуторе. За руль сел разведчик Николай Струтинский, одетый в форму немецкого солдата.

20 сентября 1943 года они появились в Ровно.

Кузнецов и Струтинский должны были совершить акт возмездия над заместителем Коха генералом Паулем Даргелем. Но произошла ошибка. Убит был не Даргель, а министерский советник финансов генерал Ганс Гель и кассовый референт майор Адольф Винтер, которые только что прибыли из Берлина с чрезвычайными полномочиями.

На месте происшествия жандармы подобрали два трупа, а на мостовой нашли кожаный бумажник. Конечно же, Кузнецов обронил его не случайно. Эта улика должна была послужить и послужила завязкой весьма любопытной комбинации, разработанной нашей разведкой.

Новенький бумажник с маркой известной берлинской галантерейной фирмы партизаны обнаружили при обыске у захваченного незадолго до этого видного эмиссара украинских националистов, только что прибывшего из Германии. В нем находился паспорт с разрешением въезда на оккупированную территорию, членский билет берлинской организации украинских националистов и директива организации (в форме личного письма) своим ответвлениям на Западной Украине.

В отряде бумажник пополнили данными, компрометирующими националистов.

Удар был рассчитан точно. Гестапо, крайне подозрительно относившееся к оуновским главарям, готовым продаться в любой момент кому угодно, попалось на удочку. В местных газетах появились многозначительные намеки, что, хотя покушавшийся и был одет в немецкую форму, на самом деле он принадлежал к числу лиц, не оценивших расположения немецких властей и предавших фюрера. Газеты сообщали далее, что органы безопасности, то есть гестапо и СД, уже напали на след преступника.

Оставленный Кузнецовым след привел гестаповских ищеек именно туда, куда и рассчитывало наше командование. Гитлеровцы схватили тридцать восемь видных националистов, в том числе и несколько сотрудников так называемого всеукраинского гестапо…

Через десять дней разведчики на той же машине, заново перекрашенной и с другими номерами, снова появились в городе.

Когда Даргель с адъютантом щел на обед, машина с разведчиками поровнялась с ними. Кузнецов выскочил из нее и метнул гранату. Оба фашиста упали. Небольшой осколок гранаты попал в левое предплечье Николая Ивановича. Кузнецов быстро вскочил в машину. Началась погоня. До войны Струтинский работал шофером в Ровно. Хорошо знал город и в лабиринте улиц сумел уйти от преследователей.

Вскоре выяснилась еще одна невероятная случайность: граната взорвалась так удачно для фашиста, что осколки ударили в противоположную от него сторону. Даргель был тяжело ранен и контужен.

В отряде во время рапорта о выполнении задания Медведев увидел у Кузнецова на левой руке кровь, тут же прервал его и направил в санчасть.

«В глубине мышц возле самой плечевой артерии прощупывался острый осколок, — рассказал об этом ранении врач партизанского отряда „Победители“ А. Цессарский. — Малейшее неосторожное движение руки — и артерия может оказаться перерезанной. Кузнецов погибнет от кровотечения у нас на глазах!

— Чем это, Николай Иванович?

— Гранатой.

Он внимательно следил за моими приготовлениями и, когда я вынул шприц и бутылку с новокаином для обезболивания, вдруг воскликнул:

— Что, хотите заморозить?

— Да, нужен разрез, и я хочу обезболить кожу.

Кузнецов энергично покачал головой:

— Ни за что! Режьте так.

— Зачем? У меня же достаточно новокаина.

— Режьте так!

— Будет очень больно…

Кузнецов оставался непреклонен.

— Зачем это вам, Николай Иванович?

— Я должен себя проверить. Если мне придется когда-нибудь испытать такую боль, вытерплю я или нет? Оперируйте, доктор!

И так как каждая минута могла стоить ему жизни, я вынужден был сделать разрез и удалить осколок без обезболивания…»