Вопреки своим словам он не обнимал меня, его руки безвольно висели, пока сам он смотрел в небо. Похоже, он совсем не гордился этим актом героизма, и мой эмоциональный всплеск его ничуть не радовал. Потому что причиной моего счастья были другие люди, а не он. Эти объятья – символ моей любви к ним, а не к нему.
- Когда-нибудь… после того, как здесь всё уляжется, - произнесла я, - мы ведь сможем навестить их? Не гостить, даже не разговаривать… думаю, я никогда не решусь показаться им на глаза. Но просто самой посмотреть на них?..
- Ага, – выдохнул Арчи. – Когда-нибудь.
***
В комнате прибрались и принесли мои вещи. В гардеробной появились платья, бельё и обувь. Об обилии говорить не приходилось, но количество одежды указывало на то, что я задержусь здесь. По крайней мере, до конца траура.
Несмотря на то, что Арчи пытался убедить меня в том, что суицид деда ничуть его не расстроил, ещё одна смерть родственника, а следом подготовка к похоронам, отнюдь его не вдохновляли. Только не вкупе с борьбой за власть, которая шла в коридорах и залах особняка. Не стоило забывать и о «гостях», которые заняли изолятор.
В общем, это был труднейший период в жизни Арчи, и я была обязана поддержать его, теперь особенно. Так что я не смогла отказать ему, когда он предложил поужинать вместе. В саду, который мне так понравился.
- Отличная идея, - ответила я на это. – Может быть, я и спать останусь здесь.
- Может быть. – Арчи двусмысленно улыбнулся.
Я не стала объяснять, что ляпнула это, потому что в большей безопасности чувствовала себя под открытым небом, чем под крышей его дома. Хотя, наверное, стоило. Эта недосказанность давала ему надежду, и чем дольше я откладывала разговор по душам, тем тяжелее будут последствия, я это понимала. Но какие слова могли хоть немного облегчить боль от воткнутого в спину ножа?
Переодеваясь в одежду, которую Арчи купил для меня, я опять оказалась на грани нервного срыва. Поэтому голос Мура за спиной прозвучал как благословение.
- Помочь?
- Да, пожалуйста.
Он говорил о молнии на платье, но моя просьба распространялась и на другие проблемы, куда более серьёзные. Пугающую неопределённость, например. Неприязнь домочадцев. Чувство чужеродности всему, что меня сейчас окружает. Извечное стремление освободиться.
Но Мур всего лишь провёл руками по моим плечам и спине, заставляя платье упасть к ногам.
- Ты чего делаешь?! – Я не успела договорить. Он наклонился и повернул мою голову, накрывая мой рот поцелуем, совершенно непривычным: жадным, отчаянным, наполненным злым нетерпением. Незнакомым ещё и потому, что в его языке больше не было пирсинга.
Оцепенев на секунду, я чувствовала, как мужчина трётся об меня, заведённый до предела. Его руки сжимали почти грубо, почти больно… Что могло его так взволновать? Правда о его рождении? Та часть переговоров, которую я пропустила? Или экскурсия, с которой он только что пришёл? Его гидом была Эд, так что главная достопримечательность пятого размера всё время была у него перед глазами…
- Погоди… нет, не сейчас…
- Не сейчас? – Он отстранился, глядя на меня так, будто пытался выяснить, не ослышался ли. – Нашла себе кого-то более подходящего, Кэс?
- Не веди себя так, будто ревнуешь, - пробормотала я. – Тебе ведь это несвойственно, сам всегда…
- Я ревную.
Теперь уже я уставилась на него, веря, что ослышалась.
- Я ревную, - повторил Мур, окончательно меня смущая. Это была самая откровенная, порочная вещь, которую я от него слышала. - И теперь уже мне нужно доказательство.
- О…
- Можно, я посмотрю на тебя?
Ничего себе, он такой непритязательный в отличие от меня. Ему хватит одного взгляда, чтобы остаться полностью удовлетворённым и унять ревность? То, что для меня было прелюдией, им воспринималось как лучшее доказательство?
Мне стало стыдно от собственной распущенности, но мужчина тут же исправился:
- Хочу убедиться, что чёрная верёвка будет смотреться на тебе ничуть не хуже, чем красная.
Подняв платье, я кое-как справилась с застёжкой сама, после чего дополнила наряд широким ремнём.
- Чёрная верёвка – это очень остроумно, «Джеймс», но я отношусь к трауру серьёзно.
- Именно поэтому решила устроить себе свидание?
- Это не свидание, а разговор за ужином.
- Проголодалась, значит. – От его голоса даже самые банальные фразы приобретали сексуальный подтекст. – Надеюсь, на десерт ты не останешься, даже если будут подавать «мороженное».
Его ревность была чудом, несомненно, и в другое время в другом месте я расценила бы эту сторону его любви как лучший комплимент. Сейчас? Его намёки оскорбляли.
- Не знаю, «Джеймс», не знаю. - Я пошла к двери, отряхивая платье и поправляя нехитрую причёску. – Но если заскучаешь, сходи на очередную «экскурсию». Или прикончи ещё какого-нибудь старика.
Каким-то образом он оказался у двери раньше меня, и от его взгляда я шарахнулась назад.