- На похоронах лучше тебе сделать вид, что своего хозяина ты потерял, - проговорила я, заворачиваясь в одеяло, как в кокон. – И что ты сожалеешь по этому поводу больше кого-либо, ведь этот человек был не просто твоим кровным родственником…
- Придумаешь мне речь по дороге, идёт? – перебил Мур, хватая меня, спелёнатую, и направляясь к выходу.
- Чего?! Стой! Слушай меня!
- Ну вот мы и определились с тем, кто мой хозяин. – Он остановился, самодовольно улыбаясь. – Хорошо.
Впервые за несколько дней я посмотрела на него пристально, не избегая взгляда, не пряча лицо. Почему-то даже это давалось теперь с трудом, не говоря о прикосновениях. Не знаю, что конкретно так изменило его в моих глазах: отсутствие украшений, наличие родословной или «божественное» происхождение.
- Тебе очень идёт костюм, - проговорила я без всякого кокетства.
- Спасибо.
- Это не комплимент. Ты в нём похож на Марса.
- Похож, серьёзно? Только из-за костюма?
- Ещё из-за того, что обращаешься со мной, как с ребёнком. – Это угадывалось в том, как он меня держал: как младенца, а не женщину.
- А ты хочешь, чтобы между нами всё было по-взрослому, Кэс? – Он наклонился ко мне, дразня.
- Просто непривычно видеть тебя… таким. – То есть, каким его и задумывали. Хоть кто-то из нас нашёл своё место в мире, мне стоило за него порадоваться.
- Мне тоже непривычно видеть тебя такой. – Он стал предельно серьёзным. - Пусть ты и говоришь, что из-за нас погибли многие, тебе бы в голову не пришло носить по ним траур… Поэтому у меня сейчас такое чувство, будто ты оплакиваешь не убитых, а убийцу. Этот мальчишка так много для тебя значит?
Врать было бессмысленно, он бы сразу распознал ложь, потому что был детектором не хуже Марса.
- Кое-что значит, но не в том смысле, в каком ты подумал.
- Я подумал, что с ним ты пошла бы на эти похороны.
- Это тебе не танцы! Я пошла бы с ним, конечно, чтобы его поддержать! Утешишь!
- Утешить? Как мило. – Мур ухмыльнулся. – Одними танцами дело бы точно не кончилось.
Я высвободилась из его рук, чувствуя не злость – смертельную усталость. Вопреки его словам, со мной уже происходило нечто подобное: отчаянье после трагедии на Побережье было настолько сильным, что я подписала полное признание вины без раздумий, иными словами - пошла на самоубийство. Но это опять же в большей степени связано с Арчи, чем с другими пострадавшими…
Когда я, добравшись до кровати, обернулась, Мура уже не было в комнате.
Абсолютно независимый. Кому он пытался доказать обратное?
Утонув в подушках, я закрыла глаза и прислушалась. Почему-то казалось, что такая тишина несвойственна этому месту. Сейчас нельзя было услышать даже голоса детей и суету прислуги, но при этом здесь не было спокойно. Это были молчание-страх и молчание-болезнь.
Дом, жизнь в котором - вечный праздник изобилия и славы, вдруг показался мне осиротевшим. Роскошь его садов и интерьера ничем не отличалась теперь от пышных погребальных венков и элитного дерева с чёрным бархатом, из которых делали гробы.
В общем, траур тех, кто остался в особняке, ни в чём не уступал показательному трауру, который соберёт кучу знати и репортёров, а значит, мне там не место тем более. Не то чтобы это значило, что здесь я чувствовала себя на своём месте…
Телефон на тумбочке коротко завибрировал, и, приблизив его к лицу, я увидела сообщение от Мура.
«А если так? Похож?»
Я до последнего не догадывалась, о чём именно идёт речь, пока этот маньяк не скинул фотографию. Сравнение с Марсом оскорбило его даже сильнее, чем я предполагала, поэтому он решил напомнить мне, насколько велика между ними разница. В силе в том числе.
Оказывается, он навестил своего собрата в изоляторе, чтобы запечатлеть момент его окончательного поражения. Марса на снимке, казалось, от смерти отделял лишь миг, и дело не только в ранениях и истощении. Было что-то ещё, не имеющее никакого отношения к их драке, что-то к чему Мур был непричастен. Не страх, не боль и не ярость… лишь какое-то мрачное смирение. Бионик никогда бы не посмотрел так на своего врага, если бы тот оказался рядом с его хозяином. А значит, Вёрджила там не было.
Выключив телефон, я выдвинула ящик и кинула его внутрь для дополнительной изоляции.
Последнее слово в споре? Предостережение? Провокация? Исповедь?.. Он знал, что, увидев фотографию, я пойму: он был в изоляторе именно во время трагедии. И следуя какой-то странной логике, оставил умирать сотрудников, но спас Марса.
Какой я должна была сделать вывод, узнав правду? Что ему тоже свойственно изощрённое, но всё-таки милосердие? Отнюдь, само существование этого снимка опровергало это. Он был садистом, делающим памятные фото своих жертв в самые худшие моменты их жизни.
Больно это признавать, но именно я его этому научила.