— Ну и хорошо! Хотя вряд ли стоило так рисковать. Тем более что, говоря откровенно, в том положении, в котором мы находимся, все это чепуха. В этом нет никакого смысла.
— Чепуха так чепуха! — разъярился он. — Но, Боже мой, сколько шума из-за простого поцелуя! Словно у собачки кость отняли! — Курт помолчал, а потом, повернувшись к Николе, посмотрел на нее чуть ли не с презрением. — Как это не похоже на тебя, я бы сказал! А еще изображала из себя этакую недотрогу, которая может отшить любого мужчину.
Сам того не осознавая, Курт лишь усилил желание Николы узнать, что руководило им, когда он целовал ее.
— Мне было интересно посмотреть, что будет. Все произошло так неожиданно. Мы впервые оказались в обстановке, где условия нашего договора не действуют…
— Условия договора! Неужели они столь жестоки, что в них даже нет места для элементарного ухаживания? Нет места и для того интереса, который проявила ты и на который откликнулся я?
Каждое его слово убивало в ней надежду, что Курт желал ее (пусть даже только в тот момент), как и она его.
— Ясно! — с печалью в голосе произнесла Никола. — Тобою всегда движет лишь простой интерес. Только элементарное любопытство заставило тебя волочиться за Жезиной Сильбер, стоило ей приехать в Лозанну, да? И целовал ее по той же причине, верно?
— Это разные вещи! — парировал Курт. — В Жезину я был влюблен несколько лет назад, и теперь мне потребовалось открывать ее заново. Что же касается тебя, то у меня впервые возникло желание. Это совершенно иное дело. А когда речь идет о простом любопытстве, то его, чаще всего, удовлетворяют не с одной женщиной.
— Ясно! — вновь произнесла Никола. — Так что же ты открыл во мне?
Курт отступил от вала, затушил сигарету и посмотрел на простиравшуюся в темноте долину.
— Ровным счетом ничего, — ответил он. — Ничего такого, чего я не знал о тебе раньше. — А затем, когда ее запоздалая женская гордость или страх перед тем, что еще она могла услышать от него, предостерегли Николу от дальнейших расспросов, Курт рассмеялся и добавил: — Не волнуйся! Твоя цитадель не падет под натиском моего нахальства! А уж мой один непрошеный поцелуй ты и подавно переживешь! Нам пора идти.
Это оказалось той нитью, которая привела к возобновлению нормальных отношений между ними. Они начали говорить о впечатлениях от поездки, вечернего представления, Сьона. Подходя к таверне, Курт сказал:
— Надеюсь, ты понимаешь, я не смогу взять тебя на закрытие выставки. Накануне приедут менеджеры и рабочие фабрики собирать стенды — они знают Диану в лицо. Я придумаю какую-нибудь уважительную причину, по которой ты сможешь уехать на пару дней. Куда бы ты хотела?
— Не знаю. Куда угодно. Ну, допустим, в Женеву, — предложила Никола.
— Прекрасно! Закажу тебе номер в отеле «Мир». Затем я заеду за тобой, и мы вернемся в Лозанну, чтобы проводить оставшихся гостей. Я пробуду в Лозанне еще несколько дней, но ты будешь свободной, если захочешь, как только последний из них покинет город.
— А что мне говорить — почему я не буду присутствовать на выставке?
— Пока ничего. Пусть они надеются увидеть тебя там. А в последнюю минуту у тебя возникнет срочное дело. Я позабочусь об этом. Ты узнаешь перед самым отъездом с виллы.
— Великолепно!
Они уже подошли к таверне, присоединились к шумной веселой компании за ужином, а Николу все не покидали мысли о ее разговоре с Куртом и о том, что произошло на вершине горы… Сколько же осталось дней до истечения срока действия их договора?
Нарочно не желая воспринимать поцелуй Курта более чем как его попытку проверить ее реакцию, Никола отказывалась припомнить, как она совершенно четко чувствовала, что Курт хочет поцеловать ее еще до того, как он сделал это. Никола просто не сопротивлялась ему… не желала сопротивляться. Она знала, как опасно потерять потребность в Курте, и берегла ее. Но он этого не понял. И поэтому специально безразличным тоном говорил об «одном непрошеном поцелуе». Однако больше об этом она думать не будет. Не должна!
И не думала — пока на ум не пришла еще одна из фраз Курта, которую Никола то ли не расслышала, то ли недопоняла.
Что-то о «цитадели», которая останется нетронутой… Нет… которая «не падет» — вот то слово, которое он употребил; но значение всей фразы ускользало от нее.
Оно ускользало и поздней ночью, когда Никола осталась в комнате одна. Затем она заснула и вдруг резко проснулась. Словно подсознание обнаружило верное толкование этих слов. Еще не совсем все было ясно, но можно догадаться.
Руперт Брук! В комнате Николы в лондонской гостинице на книжной полке стоял уже потрепанный томик его избранных стихотворений… «Любовь сломала все преграды…» Как там дальше?