Безрассудное сердце

Сердце у меня забилось быстрее, когда появился Тень в сопровождении Бегущего Теленка, Большого Коня, Безветрия, Черного Лося и Маленького Медведя. Все они были на конях.

Когда Тень хотел, он мог выглядеть на диво бесстрастным. Все индейцы с детства учились этому, и я называла подобное выражение «индейским лицом». Сейчас у него было именно такое лицо, и он даже сделал вид, будто не узнал меня.

– Видишь, у нас твоя женщина, – сразу же заявил майор Келли. – И мы расстреляем ее как предательницу, если ты и твои люди не сдадитесь нам немедленно.

Тень бросил на меня короткий взгляд, а я думала о том, что, наверное, ужасно выгляжу и платье у меня в беспорядке, и руки связаны, так что я не могу даже поправить волосы. Однако он уже пристально смотрел на майора Келли.

– Я не могу сообщить вам о моем решении, пока не переговорю со своими воинами, – коротко ответил он по-английски. – Я ими не командую, как вы командуете своими солдатами. Им решать, сдаваться или не сдаваться.

Майор Келли смотрел на Тень крайне недоверчиво, пока сопровождавшие меня индейцы не подтвердили его слова.

– Очень хорошо, – холодно проговорил он. – Вы скажете мне о своем решении завтра на рассвете. Если вы и ваши воины не сдадитесь, женщина будет расстреляна.

Тень коротко кивнул и, не глядя в мою сторону, повернул коня. Красный Ветер рванулся с места и помчался прочь.

Майор Келли тихо выругался.

– Стоктон, отведи женщину в свою палатку и не спускай с нее глаз. Облако и Боевой Конь, будете сторожить снаружи. Все остальные немедленно ко мне.

Я не знала, что думать, пока Стоктон вел меня к себе в палатку. Не может быть, чтобы у майора Келли было достаточно власти, чтобы расстрелять меня, если Тень откажется сдаться. Наверняка он блефует. Слово «предательница» звучало ужасно. Если он в самом деле обвинит меня в предательстве, то может и расстрелять. Но не здесь и не сейчас. У майора Келли нет права решать мою судьбу. Я должна буду предстать перед судом: А, с другой стороны, кто узнает или выразит недовольство, если Келли расстреляет меня? Солдаты смотрели на меня с презрением, они ненавидели меня за то, что я жила с индейцем.

Когда мы подъехали к палатке Стоктона, он наклонился и потрепал меня по щеке, отчего мысль застрелить его показалась мне вполне своевременной. Однако я постаралась уверить себя, что не могу быть привлекательной в моем положении и что всего-навсего неправильно истолковала голодный огонь в его глазах. Однако я вся дрожала, когда он снял меня с лошади.

Я смотрела на его палатку и думала, что мне было бы легче войти в ад, чем остаться наедине со Стоктоном. Он нетерпеливо подтолкнул меня, и я вошла внутрь на ослабевших ногах. Когда же он вошел следом за мной и закрыл дверь палатки, я поняла, что кричи – не кричи, все равно никто не придет мне на помощь. Этот человек имел надо мной безграничную власть и мог делать со мной что угодно, не боясь неприятных для себя последствий.

Я судорожно вздохнула, когда он развернул меня лицом к себе, и похолодела, потому что оправдывались мои худшие предположения.

– Похоже, мы проведем эту ночку вместе, – хмыкнул Стоктон, – так что располагайся на том топчане и чувствуй себя как дома.

– Н…нет. Спасибо, – пролепетала я. – Лучше я посижу.

Стоктон был мне омерзителен.

– Делай, как тебе говорят, индейская сука! – рявкнул он и два раза ударил меня по лицу.

Испугавшись, как бы он не принялся избивать меня всерьез и не повредил малышу, я подчинилась и, скрипнув пружинами, села на тонкий матрас.

Я не сделала ни одного движения, когда он принялся привязывать меня за руки и за ноги к кровати. Отрешившись от всего на свете, я лежала покорная и холодная, пока он целовал мне лицо и шею. Потом он принялся мять мои груди, пока мне не стало по-настоящему больно, и, кривя в усмешке мокрый рот, как кошка, играющая с мышью, полез мне под юбку. У него были большие руки, покрытые жесткой шерстью, с обломанными и грязными ногтями, и меня всю передернуло, когда я почувствовала, что он лезет мне между ног…

Теперь он тяжело дышал. Лицо у него стало багровым, а желтые глаза загорелись огнем, когда он сорвал с себя рубашку и стал расстегивать ремень. Голый, он был еще отвратительнее. Обвисший живот, дряблая белая кожа, черные волосы на груди. На мгновение я вспомнила великолепное мускулистое тело Тени… Только на мгновение, потому что больше у меня не было времени для воспоминаний. Остался только страх, да еще отвращение, когда Стоктон улегся на меня, обдавая своим кислым дыханием, и зашептал на ухо всякие непристойности. Связанная по рукам и ногам, я не могла сопротивляться и лишь молилась, чтобы он побыстрее кончил свое грязное дело и оставил меня в покое.

Едва он попытался войти в меня, как я почувствовала режущую боль и прикусила губу, не желая кричать, тем не менее прикосновение его грязных рук, раздвигавших мне ноги, и его мужской плоти, насильно проторяющей себе путь в мое тело, было настолько омерзительным, что я не выдержала и вся сотряслась в безудержном приступе рвоты.